Экипаж машины боевой
Шрифт:
– Ага, ща-ас! Тебе отлежаться надо, крови много потерял. В ушах не звенит?
– Да нет, не звенит, все нормально. Утром наверно борт прилетит за грузом?
– Обязательно.
– Вы меня не отправляйте, ладно?
– Тебе сейчас не помешало бы хорошо выспаться. Так что давай, спи. Если что надо будет, позовешь, наша палатка здесь, рядом, – разъяснил капитан, проигнорировав мою просьбу.
– Так вы меня оставите? – не унимался я. Мне совсем не хотелось завтра лететь в Шинданд, и ложиться в госпиталь, да еще перед самым дембелем.
– Завтра видно будет, – неопределенно ответил капитан и вышел из палатки.
Ну надо же такому случится! Какой-то пьяный или обдолбленный
Из рассказа капитана, я понял, что Хасан наверняка знает, кто выпустил эту бедовую гранату, а перевели все стрелки на кишлак.
Первое, на кого я подумал, это на блок взводного, только оттуда могла прилететь граната. Хотя могли быть и другие варианты.
Единственное, во что мне совсем не верилось, так это в то, что гранату выпустили духи. Граната летела со стороны блоков, и духов в том районе никак не могло быть.
Я стал прикидывать в уме, откуда еще могла прилететь эта граната. Могли выпустить из нашего блока, но это вряд ли, блок наш стоял недалеко от озера, и все знали, что я пошел туда купаться. Урал не настолько идиот, чтоб палить из трубы в сторону озера. Из блока Грека граната прилететь не могла, мешала гора. Блок ротного тоже отпадает, он находился слева, а граната прилетела сзади. Значит, все-таки из блока взводного, других вариантов просто нет.
Черт! Хоть бы Хасан дров не наломал, у него со взводным и без того отношения не очень клеятся. Но буду надеяться, что Туркмен с ротным не позволят Хасану напороть глупостей.
Предаваясь размышлениям, я даже не заметил, как уснул.
Мне опять снился все тот же сон – девушка-мусульманка с длинными черными волосами. Я снова пытаюсь разглядеть ее лицо, но безрезультатно, оно расплывчато, как туман. Только на этот раз, мне известно, кто эта девушка, ее зовут Лейла. Я приближаюсь к ней, пытаюсь выкрикнуть ее имя, но голоса своего не слышу, а она, как и прежде, отдаляется от меня, ее звонкий и знакомый смех разносится эхом в горах. Я замечаю впереди все ту же пропасть, и вижу, что Лейла приближается к ней. Только на этот раз я почему-то не боюсь, что она упадет в эту пропасть. Я быстро и решительно подхожу к этой пропасти, и останавливаюсь у самого ее края. А Лейла как силуэт парит над бездной, отдаляясь от меня дальше и дальше. Непонятно откуда рядом с Лейлой появился Хасан, он улыбается и манит меня рукой. Мне кажется, что, сделав шаг вперед, я не упаду в пропасть, а буду парить над ней, как Лейла с Хасаном. И я уже собираюсь сделать этот шаг, как вдруг мне становится страшно, и причина этого страха не пропасть. Такое чувство, что, шагнув, я переступлю какую-то запретную черту, которую переступать нельзя, не знаю почему, но ощущаю всей своей сущностью, что мне туда нельзя. Я оборачиваюсь, и вижу свой БТР, рядом с ним стоит Туркмен и пристально смотрит мне в глаза, у него какой-то подавленный взгляд, осунувшееся лицо и очень грустные глаза, со стороны он похож на старика. Туркмен молча смотрит на меня, в его взгляде я слышу отчаянный крик: «Юра, не делай этого!». И в тоже время, я отчетливо слышу сзади голос Хасана: «Юра не бойся, пошли с нами. Ну, чего же ты ждешь?».
Отведя взгляд от Туркмена, я посмотрел сначала в пропасть, потом на Хасана с Лейлой, и не задумываясь шагнул вперед. Но не воспарил над пропастью, как мне думалось, а камнем сорвался вниз, осознавая, что совершил что-то ужасное.
Падая в пропасть, я проснулся, весь в холодном поту.
Оглядевшись вокруг, я понял, что это был всего лишь сон, хотя легче от этого не становилось. Сон прервался, но чувство чего-то ужасного витало в воздухе.
Наша судьба – загадка, мы все марионетки в ее руках. Возможно ли, изменить свою судьбу? Не знаю.
Я уже пытался поиграть с судьбой, если вспомнить тот случай, с миной на дороге. Тогда не получилось, значит не судьба. А что будет дальше, покажет время.
«Не горюй о минувшем: что было, то сплыло. Не горюй о грядущем: туман впереди…» – писал Омар Хайям.
НАЕДИНЕ С УБИТЫМ
Очнулся я от наплывших на меня думок по причине какой-то непонятной суеты снаружи палатки. Был слышен топот, обрывки фраз, звучали короткие команды, в смысл которых, я как ни прислушивался, но всё равно понять не мог. Продолжалось это минуты две-три, потом всё стихло.
«Какого хрена там медики разбегались? „Обломаться“ что ли, да выйти посмотреть, или подождать, пока всё само прояснится?» – рассуждал я в гордом одиночестве.
Пошарив по карманам, я убедился, что всё вроде на месте, после чего достал сигарету и прикурил, кутаясь в одеяло, которым медики меня накрыли на ночь. Поправляя штанину, я нащупал в голенище штык-нож.
«Во блин, даже нож на месте!»
Штанины были не заправлены в сапожки, поэтому медики штык-нож не заметили, а иначе бы прибарахлили, это ведь не типовой штык-нож, а нож разведчика. Его я выменял за бакшиши у одного прапора из разведвзвода, когда тот в Союз заменялся. За эту «пику» мне пришлось отдать кроссовки «Пума» стоимостью в пятьдесят чеков и ручные электронные часы. Кроссовок было не жаль, я их спёр, когда помогал разгружать товар в полковой магазин, а часы вообще мелочь, их в любом дукане за полтора червонца взять можно.
Когда Хасан у меня этот нож увидел, он бедный всю ночь не спал, выпрашивать его у меня он не пытался, потому что знал – это бессмысленно, я такую вещь не отдам ни за что. Хасан наутро весь полк оббегал, всё искал такой же, и нашёл-таки, купил у какого-то дембеля из разведроты. Да я и не сомневался в том, что Хасан найдёт себе такой же нож: если этот таджик вбил себе в голову чего-то, то добьётся этого любым путём.
Я задрал штанину, вынул нож из ножен и, немного повертев его в руке, заткнул обратно.
«Патрон в рукоятке имеется, так что накрайняк хоть будет чем застрелиться», – пытался я пошутить. Хотя в данный момент настроение моё было не расположено к шуткам.
Сколько времени прошло с того момента, как я проснулся, не знаю. Время вообще понятие неопределённое, бывают моменты, когда оно летит быстрее пули, иногда время тянется нескончаемо долго, а порой, его просто не замечаешь. Всё зависит от ситуации. Говорят, что времени не замечают лишь счастливые, но, оказывается, это не всегда так.
Послышался гул мотора и лязг гусениц, судя по звуку, это подъехал медицинский тягач, или так называемая «таблетка».
Я сбросил с себя одеяло и поднялся на ноги, намериваясь выйти из палатки. Мне захотелось узнать, что же там такое происходит. Головокружение и усталость в теле были заметно меньше, чем вчера вечером. В затылке и за ухом всё ещё болело, но не сильно, правда, немного поташнивало, наверное, получил небольшое сотрясение. А так, в общем, если брать в расчёт моё положение, то чувствовал я себя на данный момент вполне сносно, я имею в виду физическое состояние. А вот что касается моральной стороны, то тут я себя чувствовал сугубо хреново.