Экипаж «Меконга» (илл. И. Сакурова)
Шрифт:
— Я тоже, — сказал Николай. — Когда-то в детстве я перерисовывал эту картинку.
— Перерисовывал? — Рита резко повернулась к нему и посмотрела в упор. — А рисунок никому не дарили?
У Николая перехватило дыхание. Во все глаза он смотрел на это милое, переменчивое, вопрошающее лицо — и вдруг увидел… Проступили давно знакомые черты… задорный нос, обсыпанный веснушками, озорная улыбка, желтые воинственные косички…
— Желтая Рысь? — прошептал он.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
в
Черный крест на груди итальянца,
Ни резьбы, ни узора, ни глянца…
Молодой уроженец Неаполя!
Что оставил в России ты на поле?
Что делала Рита в Москве?
Подруга встретила ее на вокзале и привезла к себе. В тот же день Рита отправилась на Пироговскую и записалась на прием к известному профессору-невропатологу. Профессор принял ее через два дня и внимательно выслушал взволнованный Ритин рассказ.
— Специальный курс лечения, — сказал он. — Только это поможет вашему мужу. Курс нелегкий и длительный, но в кем единственное спасение. У вас в городе успешно практикует доктор Халилов, мой ученик. Вы должны убедить мужа лечь к нему в больницу. Дело в том, что закон разрешает лечение от наркомании только с согласия самого больного. Употребите все свое влияние, чтобы получить согласие мужа. Чем скорее, тем лучше. Я дам вам письмо к доктору Халилову.
Рита встревожилась еще больше. Решила, не дожидаясь конца каникул, выехать домой. Но подруга уговорила ее остаться в Москве еще хотя бы на неделю.
— Сумасшедшая, тебе надо рассеяться, отвлечься, набраться сил, — говорила она. — Посмотри, на кого ты стала похожа. Прежде чем браться за лечение своего муженька, приведи себя в порядок! Свежий воздух и снег — вот что тебе нужно. Завтра мы смотрим чехословацкий балет на льду. В воскресенье возьмем лыжи и поедем за город…
Каждый вечер она водила Риту то на каток, то в театр, то на стадион. Ни на шаг не отпускала от себя. Но днем, когда подруга была на работе, в своей архитектурной мастерской, Рита оставалась одна в пустой квартире. Она читала, слушала утренние концерты по радио или отправлялась бродить по городу.
Дважды к ней наведывался гость.
Опрятин приехал в Москву тем же поездом, что и Рита. Морозным утром, когда поезд стоял в Минеральных Водах и Рита прогуливалась по перрону, Опрятин подошел к ней, заговорил. В Харькове они снова встретились на перроне, и Рита дала ему номер телефона подруги.
Итак, дважды ее навещал Опрятин. В его присутствии она чувствовала себя неспокойно. Казалось, будто за ним стоит тень ее мужа. Что-то грозное, тревожное наплывало вдруг…
Опрятин говорил мягко, сочувственно. Он был согласен с мнением профессора: Анатолию Петровичу следует пройти курс лечения. Он, Опрятин, поможет ему получить отпуск любой продолжительности. Маргарита Павловна не должна беспокоиться: особо тревожных
«Работа! — думала Рита. — Каторжная, нескончаемая, бессмысленная. Она отняла у меня Анатолия…»
Опрятин, угадывая ее мысли, говорил:
— Мы сейчас на правильном пути, Маргарита Павловна. Но учтите: срок окончания работы во многом зависит от вас…
В третий раз Опрятин пришел сегодня утром.
За окнами выла метель. В комнате было тепло, из репродуктора лилась беспокойная, напряженная музыка.
— Вальс из «Маскарада», — негромко сказала Рита.
Опрятин сидел на диване, закинув ногу на ногу, и отбивал такт носком ботинка.
— Маргарита Павловна, — сказал он, когда скрипки, взлетев, оборвали мелодию. — Я рискую надоесть вам, но вынужден снова говорить о ноже Матвеева.
— Это становится невыносимо, — холодно ответила Рита. — Двадцать раз говорила вам: нож утонул.
— Он у вас, — возразил Опрятин. — Не понимаю вашего упрямства. Выслушайте меня и постарайтесь понять. Мы с Анатолием Петровичем создали оригинальную установку. Если исключить тот случайный результат, который наблюдал ваш предок в Индии, никто никогда не подходил так близко к решению проблемы взаимной проницаемости вещества. Мы подошли. Речь идет о крупном научном открытии, Маргарита Павловна. Имя вашего мужа станет в один ряд с самыми блистательными именами эпохи…
— Не хочу! — вырвалось у Риты.
Она, закусив губу, отошла в дальний угол комнаты. И уже спокойней продолжала:
— Не нужно ему никакой славы. Пусть вылечится и вернется домой. И… забудет о проклятом ноже. Только об этом я думаю. Больше ни о чем. И… и оставьте меня в покое.
— Хорошо. — Опрятин встал. — Я оставляю вас в покое. Но Бенедиктов к вам не вернется. Прощайте.
Он пошел к двери.
— Стойте! — крикнула Рита. — Почему… почему он не вернется?
Опрятин резко обернулся.
— Потому что он медленно убивает себя. Потому что дозы, которые он принимает, могут и слона свалить. Потому что он не переживет неудачи. А удача зависит только от ножа. Нож гарантирует решение проблемы и вместе с тем — выздоровление Бенедиктова.
Рита сжала ладонями виски. Глаза у нее были затравленные, больные.
Опрятин ждал. Метель кидала в оконные стекла пригоршни снега, и стекла вздрагивали под ударами.
Деревянными шагами прошла Рита во вторую комнату. Щелкнул чемоданный замочек…
Рита вернулась, бросила на стол нож.
Он упал с легким стуком. Странно легкий стук.
Опрятин неторопливо подошел к столу. Взял нож за рукоятку, впился взглядом в узкое лезвие с дымчатым узором. И вдруг наискось вонзил его в стол. Почти до самой рукояти нож ушел в тяжелую полированную доску. Глаза у Опрятина вспыхнули торжеством.
— Маргарита Павловна, разрешите мне…
— Не надо, — остановила она его. — Уходите.
Она долго стояла у окна. Смотрела с высоты девятого этажа, как Москву заволакивало снежным дымом.