Экипаж «Меконга»
Шрифт:
Юра, голый по пояс, копался во вскрытом чреве сварочного автомата. Его руки до самых плеч были коричневыми от масла. На потном лбу тоже лоснилось масляное пятно.
— Юрик, ты что делаешь? — Любопытная Валя заглянула в темное отверстие, где, отражаясь в масляной ванне, поблескивали шлифованные зубья передач.
— Смяло шестерню, — сказал Юра и рывком головы откинул волосы со лба. — Удачно, что мы заглянули сюда: в мастерской сегодня выходной, и машина простояла бы до завтра… Валерка, сбегай вон туда — видишь, домик продолговатый? — и
Рита и Валя пошли вслед за Валеркой. Они обогнули штабель труб и вошли в прохладную мастерскую. У токарного станка работал Николай.
Выслушав Валерку, он толкнул ручку фрикциона, и почти оконченная заготовка новой шестерни завертелась. Быстрые повороты маховичков продольной и поперечной подачи, шорох срезаемой стружки… Все. Николай снял заготовку и перенес ее к фрезерному станку.
Выйдя из мастерской, женщины присели на скамейку в тени.
— Почти два года я знаю ребят, — сказала Валя как бы про себя, — а увидела впервые.
Рита не ответила.
Глава третья, в которой авторы, вспомнив о своем обещании, устраивают кораблекрушение
И мачты рухнули за борт
В крутой водоворот;
Бриг разломился, как стекло,
Средь грохотавших вод.
Много тысячелетий назад, задолго до появления человека, Средиземное, Черное, Каспийское и Аральское моря представляли собой один гигантский водоем. Среди бескрайней воды островками возвышались вершины Карпат и Кавказа.
Медленно шло разделение морей. То разделяясь, то вновь соединяясь, они приближались к современным очертаниям.
Под действием могучих тектонических сил колоссальные пласты коренных пород становились дыбом, ломались и образовывали новые горы. Многоводные реки размывали берега, пробивали себе дорогу к морям.
В эпоху, когда образовывалась так называемая продуктивная толща, Каспийское море было гораздо меньше современного: существовала только его южная часть. Нынешний южный берег Апшеронского полуострова был северным берегом моря; здесь в него впадала древняя Волга — Палеоволга. Южнее бассейн питала Палеокура — устье ее почти не отличалось от устья современной Куры. А на восточном берегу в море впадал Палеоузбой — ныне сухая долина Узбоя.
Пространство между Апшеронским полуостровом и устьем Куры до наших дней сохранило вулканический характер. Берега здесь — скопление грязевых вулканов. Широко раскинулись у этих берегов островки и банки древнего архипелага — продукты извержений подводных вулканов.
Извержения и сейчас не редкость. Чаще всего это грифоны — тихое, длящееся подчас годами истечение перемятых пород из трещин. Но бывает и так: проснется иной вулкан, выбросит с ревом огненный факел — за десятки километров видно тогда зарево, вставшее вполнеба.
Плавать
С тех пор как «Меконг» вошел в воды архипелага, Юра не расставался с «Лоцией Каспийского моря».
— Остров Кумани! — провозгласил он, когда однажды утром открылась в дымке серо-желтая полоска земли. — За последние сто лет появлялся и исчезал пять раз. Вновь появился после подводного извержения совсем недавно — в декабре 1959 года. Открыт капитаном гидрографической шхуны «Туркмен» Кумани в 1860 году. Потом Кумани возил сюда знаменитого геолога Абиха.
— Кумани? — переспросил Николай. — Постой, Кумани командовал клипером «Изумруд», который вывез Миклухо-Маклая с Новой Гвинеи. Тот самый, что ли?
— Наверно. Поплавал на Каспии, получил повышение по службе, ушел в океан. Фамилия редкая — тот самый, конечно.
Уже несколько дней яхта находилась в открытом море. Рита и Валя привыкли ходить по наклонной палубе и научились лежать в «гамаке», то есть завалившись за гик в «брюхо» паруса, в углубление у галсового угла. Они перестали побаиваться примуса, который качался в люльке карданного подвеса, и поверили наконец, что качается яхта, а примус почти неподвижен. Обед готовили по Юриному рецепту: из сваренных вместе пшена и мелко нарезанной картошки; сюда же вываливалась банка мясных консервов. Получалась полужидкая масса, которую экипаж «Меконга» хлебал с большим аппетитом.
— Это блюдо, — объяснял Юра, отправляя в рот дымящуюся ложку, — не имеет научного названия. В петровском флоте оно называлось просто «кашица», а в наше время известно в глубинных сельскохозяйственных районах под названием «кондёр».
— Сам ты «кондёр»! — смеялась Валя.
— Возьмись-ка, Валентина, за исследование этого термина — диссертацию защитишь, в люди выйдешь. Эх, был бы я филологом!
— Такие, как ты, филологами не бывают.
— Почему?
— Потому что ты яхтсмен. А филология — дело серьезное.
— Вы слышите, коммодор? — воззвал Юра к Николаю. — Нас публично поносят!
— Сейчас разберемся, — сказал Николай, ставя на раздвижной столик пустую миску. — Валерик, будь добр, назови серьезных яхтсменов.
Валерка нес вахту у румпеля и с улыбкой прислушивался к разговору. Он начал перечислять:
— Джек Лондон, Жюль Верн, Мопассан, Серафимович, Куприн, Хемингуэй…
— Эйнштейн, — добавил Юра.
— Достаточно, — заключил Николай и не без ехидства посмотрел на Валю. — Что вы скажете теперь, сеньорита?
— Конечно, попадались и среди яхтсменов некоторые исключения, — промямлила Валя и вдруг напусти тась на Юру: — И нечего ухмыляться с победоносным видом!
— Действительно, — заметила Рита. — Трое против одной — разве можно так спорить?
После обеда складывали посуду в сетку-авоську и спускали на веревке с кормы. Миски бренчали в тугой кильватерной струе и вымывались дочиста.