Экипаж «Меконга»
Шрифт:
День прошел в напряженном ожидании, а под вечер к лагерю подъехал ханский посол Ишим Ходжа, в дорогом халате, в зеленой чалме, с красной, крашенной хной бородкой. Он почтительно объяснил князю, что нападение было ослушное, без ханского ведома, что хан уже велел за то снять кому следует голову, а князя зовет к себе хан на совет, на мир и любовь.
Бекович послал к хану из своего отряда татарина Усейнова, чтобы передал: едет-де князь царским послом от белого царя с грамотами и многими подарками и что от того посольства будут хану превеликие выгоды.
Ширгазы
И в самом деле, не обманул — советовался. Решили: напрасно отошли от Айбугира; войска у князя мало, еще рано переходить на хитрость.
И снова у айбугирских укреплений засверкали кривые клинки хивинской конницы, полетели тонкие стрелы и глиняные, облитые свинцом мултучные пули. Снова окуталась степь черным пороховым дымом: пушкари Бековича, прошедшие школу шведской войны, били прицельно.
Отбив хивинцев, опять послал Бекович Усейнова к хану — требовать объяснений в зероломстве.
И опять Ширгазы объявил, что нападали без его, ханского, ведома, что виновные в том нападении уже схвачены и казнены: кто просто смертью, а кто похуже смерти.
Для переговоров к Бековичу выслали Колумбая и Назар Ходжу, людей зело сановных и приятных в обхождении. Послы на все русские предложения дали полное согласие, и на другой день Бекович сам выехал в ханскую ставку для переговоров.
Хан принял князя приветливо, подтвердил все, что давеча обещал Колумбай. Обещал срыть плотины своими людьми, обещал быть царю Петру младшим братом, обещал мир и любовь и на том целовал царскую грамоту.
День был ясный, жаркое солнце падило немилосердно, и вдруг недвижный воздух чуть всколыхнулся, подул легкий ветерок.
Завыли собаки, беспокойно ржали кони, а хивинские бараны, взятые с собой ханским войском для еды, жалобно мекая, жались друг к другу.
На краю солнечного диска появилась черная ущербина, она быстро росла, наползала на солнце… Стемнело. В небе проявились звезды…
Хивинцы забили в бубны и накры, стучали чем можно, чтобы отогнать злых джиннов, покушавшихся сожрать солнце.
Ширгазы встревожился: к добру ли такое знамение небес в час подписания договора с белым царем?
Старый мулла в зеленой чалме, поднявшись на цыпочки, дотянулся козлиной бородкой до заросшего волосами уха огромного Ширгазы, показал скрюченным пальцем на затменное светило, шепнул:
— Видишь ли знамение, великий победитель?
— Вижу, — недовольно буркнул хан.
— А видишь, что знамение имеет вид двурогой луны? То значит — слава ислама затмит славу неверных!
Хан успокоился. Когда затмение кончилось, с легким сердцем принял подарки белого царя.
Осмотр подарков продолжался до вечера.
Федор, как и все сопровождавшие князя офицеры, успел смыть с себя пороховую копоть и переодеться в изрядно помятый парадный форменный кафтан. С улыбкой смотрел он, как с большой телеги, запряженной верблюдами, сняли бесформенный куль, обвернутый многими кошмами. Долго разматывали веревки, скреплявшие войлоки, — было веревок сажен с пятьдесят.
Разбросали
Хан, изменив своей степенности, обошел вокруг кареты. Бекович сделал знак, и Федор открыл дверцы, опустил откидные ступеньки. Ширгазы с любопытством заглянул внутрь и несмело погладил часто стеганные белые шелковые подушки, расшитые золотыми лилиями.
Четыре драгуна подвели четырех серых фрисландских коней в богатой упряжке и запрягли в карету. Хоть кони и исхудали за дорогу от непривычной жары и малого корму, но на хивинцев — страстных лошадников — произвели сильное впечатление. Стройные хивинские и текинские красавцы казались жеребятами рядом с огромными фрисландцами.
— Економов, переведи, — приказал князь и, обратившись к Ширгазы, сказал, указав на Федора: — Сей офицер был государем нарочно во Францию к королю Людовику спосылан, дабы сей дар ханскому величеству поднести. Судите сами, ваше ханское величество, о наших мирных намерениях: стали бы мы, на вас войной идучи, класть такие труды, дабы за тысячи верст сие нежное строение бережно довезть?
Хан выслушал перевод и, подумав, ответил:
— Сомнения в дружбе старшего брата нашего Петра были нам чужды. Прошу предать забвению бывшие огорчения. А молодого юзбаши [10] ездившего за столь богатым даром в далекий Франгистан, мы наградим особо!
10
Юзбаши — буквально: стоголовый, то есть командир сотни.
Начали смотреть другие подарки — дело пошло хуже. Хан все осматривал с великим вниманием. Щупал и прикидывал на руку штуки тонких цветных сукон.
— Сукна царь посылал цельные, а за дорогу, видно, поменьше стали, — сказал он вполголоса Колумбаю.
Его подозрительность увеличивалась.
Дары малые и вдобавок драные. «Обманывают, — решил он. — А карета и кони хороши, да не в насмешку ли присланы? Где я буду по нашим пескам ездить в ней?…»
Хан не оказал перед Бековичем подозрений и вместе с ним, конь о конь, двинулся к Хиве. За ними ехала ханская свита, а дальше с песнями шел приободрившийся отряд.
Чуть не доезжая Хивы, у речки Порсугань, хан со своим войском расположился лагерем на отдых; неподалеку раскинулись русские палатки. Сам Бекович с князем Самоновым был гостем в ханском шатре.
За ужином хан объяснил Бековичу, что разместить в Хиве весь русский отряд невозможно: не хватит еды, а пока подвезут, пройдет много времени. Конечно, если у князя большие запасы провианта, дело другое…
А с провиантом у Бековича было худо. И хан предложил князю разделить отряд на пять частей и разместить по пяти городам. Обещал хороший корм и жилье. Князю и ближним его предложил гостеприимство в самой Хиве.