Экс-любовница олигарха
Шрифт:
– Когда ты ко мне домой приходила?
– слышу наконец вопрос.
Сглатываю, перед глазами внезапно проносятся хаотичные картинки квартиры, смазанные, как я и видела их тогда, заплаканная и испуганная.
– Я не помню точно. Дней через пять.
Поднимаю на Стаса глаза, он хмурится, словно откручивает на быстрой скорости назад пленку памяти, чтобы точно вспомнить тот самый день. И конечно, не сможет, теперь я уверена: тогда он был в больнице без сознания.
Стас, видимо, и сам это понимает, кивает, не глядя на меня.
– Я хотел сделать тебе больно, - глухо произносит, и внутренности сжимаются так, словно меня с двух сторон
Поднимаю на Стаса глаза, он встает, берет со столешницы пачку с сигаретами, закуривает возле окна, за которым уже сгустились плотные сумерки.
– Я знаю, что не создавал впечатления хорошего парня, да я им и не был.
– Стас выдыхает прямо в белоснежную занавеску.
– Допускал, что твоя подруга могла наговорить что-нибудь. Она ведь спала с Пашкой, а он то еще трепло. Просто рядом с тобой… - он быстро затягивается, я закусываю губу.
– Мне почему-то хотелось быть лучше, чем я есть.
Снова тишина, я давлю подступающие слезы. Кажется невероятным, что я слышу подобное. Привыкла за восемь лет совсем к другим характеристикам в свой адрес.
– Ты казалась настоящей, - продолжает Стас, туша окурок в пепельнице, стоящей на подоконнике.
– Зашуганной, конечно, но такой светлой, чистой. Ты была другой, я понял это сразу, как только увидел тебя возле клуба. Я даже не понял, как решение замутить с тобой переросло в патологическую потребность находиться рядом, касаться, любить тебя. Я старался давить в себе плохое, но ты безошибочно каким-то образом постоянно видела его. Вытаскивала наружу, давила на болевые точки: мою зависимость от отцовских денег, общую несостоятельность, несерьезность.
– Он замолкает, а я нервно сглатываю, глядя на него. Наши взгляды встречаются.
– И конечно, случайные половые связи. Все это было во мне, и с твоим появлением никуда не делось, просто я давил это, как мог.
В желудке становится неприятно, дрожь бежит по пищеводу, я с трудом спрашиваю:
– Так у вас с Катей что-то было тогда, в доме?
Я не знаю, зачем спрашиваю, почему хочу знать ответ. Может, подсознательно ищу себе оправдания, мол, у меня были причины поступить так, как я поступила. Вряд ли мне станет легче, если так, скорее уж, больнее. Но все равно жду ответа.
Стас усмехается, качая головой, но в этой усмешке столько душащей тоски, что у меня снова все внутри сжимается.
Он садится за стол, сгибая ногу в колене и ставя ее рядом с собой на стул.
– Она действительно пришла тогда, - Стас смотрит на меня, я теряюсь под его взглядом, - но кроме флирта с ее стороны ничего не было. Я сказал, что у меня есть девушка, которую я люблю, и на этом все. Катя ушла, а я в тот момент понял: правда ведь, люблю, - он усмехается, снова качая головой.
– Тут-то ты меня и припечатала. Вот тогда было действительно больно и обидно, потому что я весь такой влюбленный идиот бегаю, тебя ищу, а ты… Я психанул, семья загород собиралась, и я уехал с ними. Не знал, что Зеленцовы приедут, честно… Да мне не до них было. Жутко ломало, хотелось тебе позвонить, написать, бросить все и примчаться. Я терпел, думал, так будет правильно. Наивный юношеский взгляд, - он снова усмехается, вытягивает ноги, запуская руки в волосы.
– Хотелось, чтобы ты поняла, как меня задело твое недоверие, и что я не такой. Впервые в жизни, может, я действительно был не такой.
Глава 20
Я
– Мать говорила, я в больнице постоянно бредил и тебя звал, - Стас смотрит в сторону, когда на этих словах я убираю ладони от лица.
– Она отца попросила в город съездить, привезти тебя, он вернулся один, сказал маме, что ты уехала с Обузовым. Об этом мне уже мама сообщила, когда я в себя пришел. Я не хотел верить, до последнего… Ездил в общагу, потом подругу твою нашел. Но она ничего не знала, сказала, что видела тебя один раз, что ты ждала от меня вестей и мучилась. Ты заблокировала меня везде…
– Я подумала, так будет правильно, - стираю пальцами слезы, скопившиеся в уголках глаз.
– Обрубить все разом. Да и не думала, что ты писать будешь, ты же меня бросил. А потом узнала, что ты в больнице был.
– Почему ты не связалась со мной?
– он снова на меня смотрит. Я мелко трясу головой, с трудом сглатывая - горло душит спазмом.
– Когда я узнала… Я поняла, что все было не так, как я придумала себе. И что ты меня не предавал. И мне стало так плохо… Я понимала: ты будешь думать, что я бросила тебя ради того, чтобы стать содержанкой. И будешь ненавидеть, имея на это полное право. А потом… - я замираю, только дрожат чуть приоткрытые губы, проскальзывает мысль промолчать, пропустить, но Стас упирается таким внимательным взглядом, спрашивая:
– Что потом?
– что я только выдыхаю, сдаваясь. Не могу больше все это в себе носить. Не могу.
– Я потеряла ребенка, - произношу, не сводя с него взгляда.
– Нашего ребенка.
Лицо Стаса каменеет, черты лица как будто заостряются на бледнеющей коже, он стискивает зубы и только гуляющие желваки сейчас выдают его эмоции, в остальном он кажется неподвижной каменной глыбой.
– Я не знала, что была беременна. Случился выкидыш.
Не знаю, зачем говорю дальше, наверное, просто страшно сидеть в тишине рядом с ним.
– Я его убью, - Стас резко вскакивает, отчего его стул падает, я вздрагиваю, пару секунд торможу, и он успевает уйти из кухни.
Выбегаю следом, через гостиную в коридор и спальню, где Стас натягивает джинсы.
– Куда ты собрался?
– подбегаю к нему, цепляюсь за голые плечи слишком сильно, потому что когда отпущу его - будут видны отметины от ногтей.
– В Барвиху, к отцу.
– Нет, - я резко мотаю головой.
– Нет, Стас. Не сейчас. Ты наделаешь вещей, последствия которых будут необратимы.
Он отстраняется, на секунду резко выставив руки вперед, как бы пытаясь сказать, чтобы я не лезла, застегивает джинсы.
– Он уже наделал. Он нахер развалил мою жизнь, сломал того, как я любил, и убил моего ребенка! Этого мало?!
Стас тяжело дышит, я тихо говорю:
– Не будь, как он.
Эти слова действуют, словно ушат холодной воды. Плечи Стаса опускаются, напряжение уходит, он прикладывает ладони к переносице, поднимая лицо к потолку.
– А что ты предлагаешь?
– спрашивает после.
– Сделать вид, что все нормально? Я не могу так, Насть. Я ни хера не всепрощающий. Каждый должен расплачиваться за свои дела. А он наделал их столько…