Эксельсиор. Вакуумный дебют
Шрифт:
— Только учтите, история не такая возвышенная, как вы могли бы ожидать, вы можете быть разочарованы, рассказывать?
— Конечно! Путь к вершине всегда лежит через её подножие, — философски заметила Ли, — всегда сначала нужно немного испачкаться.
— Мудро не по годам, иногда ваши мысли искрятся, украшая вас не хуже бриллиантов, — глаза творца блеснули, он продолжил с чувством — вы граните их с потрясающей лёгкостью и изяществом…
— Простите, — прервал художника капитан, опасаясь второго за день монолита из комплиментов, — вы хотели рассказать о станции.
— Ах да! — опомнился Эф, делая вид, что не замечает недовольный взгляд девушки направленный
— Поучительная история, — заметила Ли, — спасибо.
— Поучительная? — удивился архитектор.
— Конечно! Понимаете, вселенная с нами говорит постоянно, даже через трусики, — убеждённо поделилась девушка.
— Никогда не сомневался в содержательной части женских трусиков, — двусмысленно согласился Эф, повисла пикантная пауза.
— На мой взгляд, — попытался загладить неловкость Ник, — мерный кайф сыграл не последнюю роль в этой истории, это он выступил катализатором «общения со вселенной», — «обычный скромный офицер флота» попытался было вернуть недавние кавычки инженеру, но вспомнил, что здесь нет оптополя.
— Нет, кайф, это рамки — обстоятельно возразил художник.
— Рамки? — почти одновременно уточнили его собеседники.
— Поверьте, найти красоту можно в любом миге, нужно лишь настроится. В галерее порой какую-то ерунду помещают в рамку, и ты, вдруг начинаешь всматриваться в неё, и что удивительно, начинаешь видеть красоту, которую не рассмотрел до этого. Красота, это когда в малом ты видишь большое, когда это малое отражает в твоём восприятии весь мир, а для этого, это малое сначала нужно отделить от остального, чтобы было заметно, где мир, а где его отражение. Вот зачем нужны рамки, космос вокруг «Персополиса» служит такой рамкой, — Эйфель небрежно обвёл ладонью окрестности станции, — Получается, чтобы смотреть широко, нужно сузить восприятие, — подытожил он.
— Понимаю, — согласилась Ли, — в любом предмете выражена наша Вселенная, её законы, гармония, так как этот предмет тоже часть Вселенной, но нужно
— Верно! Именно игра, это ключ к красоте, — согласился архитектор, — Я же говорил, у вас блистательный образ мыслей, — из интонации комплимента следовало, что продолжения не последует, это успокоило капитана и слегка расстроило девушку.
— Ваша история совсем не разочаровала меня, — призналась Ли, — зря вы её скрываете.
— Ну знаете, специалисты вроде Кли·Ар·Но и без того грязи накопают, ни к чему упрощать их работу, если я скажу, что моё творчество во многом эротика, всегда найдётся критик, который назовёт его порнографией. К тому же… впрочем, неважно, я этот эпизод с бельём даже палитруку не показал, так внёс на бессознательном уровне, без деталей.
— Хм, у вас получается цензура? — удивился Ник.
— С чего вы взяли?
— Ну политрук зачем-то нужен, прямо как на военфлоте.
Девушка и архитектор с удивлением взглянули на капитана:
— Ты не знаешь как создаются современные произведения искусства? — уточнила Ли.
— Что вы взъелись, я как Шерлок, не держу в голове то, что не нужно капитану.
— Не политрук, а палитрук от слова палитра, это артин который научен специально под конкретное произведение, — объяснила девушка, — палитра образов и эмоций.
Дальше продолжил Эф:
— Сначала забиваешь в него примеры для вдохновения, затем свои эскизы, а потом работаешь весте с ним, что-то идёт от него, ты поправишь, где-то он тебя поправит. Обычно палтируков делают двухконтурными, один искин на генерацию образов, другой на критику, чтобы убирать из генерации плохие образы, а в хороших отметить неудачные детали для переработки. Здесь важно чтобы мощность контуров была сбалансированна, а то критик будет подавлять всю генерацию, а на выходе будет пусто, или наоборот, при слабом критике выход будет перегружен мусором.
Теорию двухконтурных артинов, построенных из пессимистора и оптимистора, Ник знал из общего киберкурса, поэтому не перебивая слушал далее.
— Я же всегда делаю трёхконтурный сет, — продолжил архитектор, — творец и критик равной мощности, с бессознательным вау-блоком.
— Вау? — уточнил офицер.
— Ну такой, который когда видит что-то, где есть намёки на шедевр, сразу говорит «Вау!» Это значит, что критик не может зарубить такой набросок, а творец должен его дошлифовать до полного вау-эффекта если получится.
— Должно быть это самый сложный модуль? — предположил Ник.
— Нет, это обычный нейроклассификатор, без обратной логики вывода, — разъяснила Ли, — простейшая структура, стандартный модуль входящий в конфигурацию повесы, самое ценное в нём — набор данных использованных для обучения. Всякий раз, когда мозг испытывает реакцию восхищения, имплант отслеживает этот миг и добавляет его в обучающую последовательность вау-сети. Получается очень удобно, когда нужно просмотреть какой-нибудь каталог образов, я пропускаю его через свой вау-контур, а затем смотрю только то, на чём сработал сигнал «Вау!».
— Верно, это простой модуль, — подтвердил Эйфель, — он не может объяснить почему «Вау!», просто «Вау!», работает как интуиция. Для меня это очень личное, в аментах я его всегда шифрую.
— А аменты это что? — снова уточнил капитан.
— Ну это-ты должен знать! Для кораблей тоже делают менторов, даже я знаю, — удивилась монгерша.
— А-а! Менторы, так бы и говорили, — ответил Ник, — на флоте их обзывают боцманами, их не очень любят, те всё усложняют, требуют чтобы всё было «по-красоте».