Эксгумация
Шрифт:
– Маленькое благословение, – сказала Харпер.
– Аминь, – согласился Берл. – Я сделаю вскрытие утром. Взгляну на ее сердце и мозг на предмет наличия того или иного признака. Позвоню, как только получу ответы.
Харпер снова встала.
– Спасибо, Берл. Пойду поговорю с соседкой.
Коронер протянул руку к лицу Фрэнсис, чтобы при помощи большого и указательного пальцев закрыть ей глаза. Харпер вышла через парадную дверь, стараясь не расплакаться. Но не из-за Фрэнсис. Ее расстроила собственная мать. Кэти Лейтон всегда отказывалась читать страшные
Харпер проверила, какие комнаты были видны с крыльца. Но главным образом ей просто требовался свежий воздух. «Ты человек, – сказала она себе. – Быть человеком – нормально».
Когда Харпер вернулась к передней части дома, то застала на крыльце другого патрульного, Сэма Пирсона. И заплакала.
Прекрасно.
По идее ей полагалось поддержать и утешить коллегу, потому что это был его первый труп, но вместо этого она скованно прошла мимо, ничего не сказав.
Сэм и Харпер были рядом друг с другом еще с тех пор, как выросли из подгузников. Одноклассники, друзья, а потом и школьные возлюбленные.
В старших классах Сэм был самой лакомой добычей – игрок в футбол, бейсбол и баскетбол. Харпер же была звездой легкой атлетики, но не имела того звездного ореола, которым обладал Сэм. Несмотря на частые попытки той или иной участницы группы поддержки разлучить их, они оставались вместе до окончания средней школы.
– Мне нужно поговорить с Кимберли Уокер. Не составишь компанию?
Сэм приподнял бровь, так, как он делал в старших классах, когда дразнил ее за то, что она, мол, любит командовать. Харпер невольно улыбнулась.
– Давай, Пирсон. Вот увидишь, будет весело.
Крыльцо заскрипело, и Сэм пошел за ней по переулку. Он проработал в их участке почти пять лет, в то время как она – уже шестнадцать. Большинство коллег-патрульных были на десять, а то и двенадцать лет младше его.
Формально Харпер являлась его начальником, хотя изо всех сил старалась этого не показывать. Ей казалось, что они сумели найти некую удобную неловкость в отношениях. Но как это отличалось от той раскованной искренности, когда они были старшеклассниками! Ей стоило немалых усилий не возобновлять их прежнюю веселую болтовню.
Она обошла дом и, пройдя ярдов пятнадцать по переулку, остановилась перед типичным чарльстонским особнячком: белым, с зелеными ставнями. Большая металлическая табличка в форме диска на стене дома сообщала, что тот был построен до землетрясения 1886 года.
Поскольку большая часть исторического Чарльстона была, по сути, возведена на городской свалке, землетрясение привело к тому, что дома погрузились в зыбучую грязь, на которой они и были построены. Те, что пережили землетрясение, закрепили болтами, которые можно было со временем затягивать дюйм за дюймом, чтобы дома не развалились, а диски-таблички просто создавали приятную эстетику, прикрывая эти болты.
Прежде чем подняться по лестнице, Харпер проверила свои записи, дабы
Хотя Сэм больше не был похож на ее школьную любовь, в нем сохранилась какая-то часть из прошлого. Сэм всегда был там, наверху. И ждал. Даже если никогда не встречался с ней взглядом. Странные вещи делала обида. А все из-за того, что Харпер поступила в университет Северной Каролины, а он остался дома.
Харпер позвонила в дверной звонок, Сэм ждал за ее спиной, сцепив перед собой руки. Уокер была дома. По крайней мере, так она сказала матери Харпер.
Детектив вновь потянулась к звонку, но Сэм перехватил ее руку. Их взгляды встретились, и Сэм разжал пальцы.
– Она уже здесь, – сказал он, кивнув на дверь, которая как раз приоткрылась. Харпер показала свой значок.
– Миссис Уокер, я…
– Дэвис. Миссис Дэвис. И я знаю, кто вы, – сказала хозяйка дома, нахмурившись; вокруг ее губ появились морщинки. – Я почти четыре года проработала у ваших родителей.
– Насколько я понимаю, сегодня вечером вы слышали шум, доносившийся из дома миссис Пинкни. Если можно, мы хотели бы задать вам несколько вопросов.
Кимберли Уокер-Дэвис сняла цепочку и пригласила их войти. Она была в ночной рубашке и халате цвета, который Харпер назвала бы лососевым. Внутри дома халат сливался с абрикосовыми стенами гостиной. Персиковый ковер и люстра, свисавшая с потолка на высоте двадцати или тридцати футов, с украшениями в виде тяжелых хрустальных листьев и плодов. Это явно была ее цветовая гамма.
– Прошу вас, пойдемте за мной в гостиную. – Миссис Дэвис развернулась в прихожей, как красавица на балу. Она явно использовала смерть Фрэнсис как возможность покрасоваться.
Харпер отогнала несколько не слишком приятных мыслей. Выросшая в Чарльстоне, она не отличалась терпимостью к богатым южанкам. Они раздражали ее, как никто другой.
Дэвис расположилась в мягком кресле абрикосового оттенка, а Харпер села на кремовую поверхность дивана, благодарная за то, что по крайней мере та не залита персиковым сиянием. Положив маленький цифровой диктофон на стол со стеклянной столешницей, она нажала кнопку «запись».
– Миссис Дэвис, я собираюсь записать этот разговор для целей нашего расследования. Вы не возражаете?
– Отнюдь, – ответила хозяйка дома, подавшись вперед из кресла; вернее, крикнула в сторону стола, как будто записывающее устройство было таким же тугоухим, как и ее муж.
– Не могли бы вы рассказать мне, что именно произошло сегодня вечером? Начните с того, как вы впервые услышали собачий вой, и продолжайте до того момента, когда вы позвонили миссис Лейтон.
Дэвис скривила губы.