Эксгумация
Шрифт:
Меня все это начинало сильно раздражать.
— Алан, пожалуйста, поменяйтесь местами с Дороти. Она должна сидеть спиной к зеркалу.
Они уставились друг на друга.
— Дороти будет Лили, а вы будете мной.
— Боже, — воскликнула Дороти и заплакала.
— Быстро! — заорал я.
Они пересели.
Отлично.
Я услышал воображаемый щелчок — все стало на свои места.
И мне лишь оставалось…
— Конрад, дай мне пять минут, — вновь заговорила Психея. — Никто не шевельнется. Группа захвата не двинется с места. Это ясно?
Кто-то пробормотал, что
— Конрад, я сейчас все объясню. Понимаешь, Дороти и Алан вовсе не настолько виноваты, как ты думаешь. Был кое-кто еще.
— Разве? А по-моему, лучше кандидатур и не сыскать.
— Боже, — проговорил Алан, глядя в дуло револьвера. — Мне кажется, он и правда выстрелит.
Моей мести больше не суждено было стать идеальной: то же время, тот же столик, то же оружие, то же количество пуль. Мне по-прежнему хотелось воспользоваться «грубером», но теперь я был почти уверен, что патроны в нем не могли никого убить. К тому же на столике Алана и Дороти не было блюд, хотя несколько часов назад, разговаривая с Дороти по телефону, я продиктовал ей, что именно они должны заказать. («Шардонне», телятину со спаржей, камбалу и грибы. Я даже заставил Дороти все это повторить.) Моей мести суждено было стать не идеальной, но все же достаточно близкой к совершенству.
Я прицелился Дороти в сердце — на два дюйма ниже левой груди.
— Это все Лили, — сказала Психея. — Лили хотела твоей смерти.
— Это правда, — взвизгнула Дороти, — это все она, а не я.
— Заткнись! — произнесли мы с Психеей одновременно, только она полушепотом, в сторону, а я громко и открыто.
— Ничего не хочу слушать, — сказал я. — Я уже знаю достаточно. Я знаю, кто меня сюда привел.
— Ну и кто же? — спросила Психея. — Говори, кто?
— Они, — я обвел дулом помертвевшие лица Алана и Дороти.
— Нет, — сказала Психея, — они оба, конечно, имели к этому отношение. Дороти наняла киллера, но это должно было…
— Да, — перебил я ее, — я знаю.
Майкл зашевелился у меня под рукой.
— Стой смирно, — потребовал я.
— Но я задыхаюсь, — прохрипел он.
Я немного ослабил хватку.
— Только не сбивай мне прицел, — сказал я ему. — Это важно.
— Дороти все рассказала Алану, — продолжала Психея. — Она сказала ему о киллере и о том, что он умрет, если…
— Я все это знаю, — вновь перебил ее я. — Этого достаточно.
— Лили «перезаказала» убийство. Она позвонила киллеру и поговорила с ним, имитируя голос Дороти.
— Да, — крикнула Дороти, — слушай ее!
— Это было самоубийство, Конрад. Лили совершила самоубийство. Которое могло бы стать убийством, только если бы ты погиб.
— Нет, — сказал я.
— Она хотела умереть и захватить с собой тебя.
— Нет.
— И она хотела наказать Дороти. Хотела, чтобы Алан чувствовал себя виноватым.
— Все не так, — сказал я.
— И она хотела убить ребенка.
— Нет, — твердил я.
— Она убедила себя, что ребенок отделяет ее от Алана.
Больше я не мог говорить.
— Твой ребенок, — сказала Психея.
У меня потемнело в глазах.
— Это был твой ребенок, Конрад, твоя дочь.
Не в состоянии заплакать, я закашлялся.
— Лили была не в порядке. Она была больна.
— Мой ребенок, — выдавил я из себя.
— Да, Конрад, — сказала Психея.
— Это
— Моя дочь, — повторил я.
— И она умерла, — вставила Дороти, — Лили хотела, чтобы она умерла.
— Нет! — крикнула Психея, зная, что сейчас произойдет.
Я тоже знал — потому что внутри у меня все закипело.
— Ах ты дура! — сказал я.
Я прицелился в сердце Дороти, которого у нее не было, на два дюйма ниже левой груди.
И нажал на курок — медленно, очень-очень медленно.
Пуля № 6
Шестая пуля наносит мне наибольшие повреждения. К этому моменту я лежу почти горизонтально, как в гамаке, балансируя на задних ножках стула, — мои ступни попали под край стола — я лечу, лечу! Следовательно, пуля проникает в мое тело под весьма необычным углом. Она врезается мне в правый бок и попадает в нижний отдел кишечника, понемногу отклоняясь в сторону спины.
Проникнув в тело и не задев ни одной крупной кости, она направляется прямиком в то место, которое было бы маткой, если бы я был женщиной. Если бы я был беременной женщиной, я бы потерял ребенка.
Прямая мышца живота разрывается, расходится на две половины, как застежка-«липучка», которую открывают.
Воздействие этой шестой пули я почти не чувствую — боль придет ко мне позже, уже в больнице; теперь я хорошо знаком со смыслом слова «хронический».
Я понял, что взрослая жизнь вся замыкается на этом слове: сначала знакомишься с ним, а потом с его младшим братом, неизлечимый.
Шестая пуля, встретив на своем пути в основном мягкие ткани, проходит через меня достаточно гладко — по сравнению с тем, что она могла бы натворить. Мне повезло. Я, будучи от гибели на волосок, избежал ее. Я должен благодарить свои счастливые звезды. Пуля проходит очень близко от некоторых важных артерий (например, верхней и нижней брыжеечной) и нервов (поясничного сплетения и верхнего ягодичного нерва).
Я частично утратил чувствительность в некоторых зонах живота — без чего, впрочем, вполне можно обойтись.
Мой пенис, слава Богу, оказался вдали от повреждений. Так же как и позвоночник — по сравнению с тем, что могло бы случиться.
Наибольшие потери понес кишечник, пищеварительный тракт. Передние участки пришлось вырезать — они имеют вспомогательную функцию и наименее защищены эволюцией.
Мы, люди, явно вышли из океана — по сути, мы жидкие существа, которых так и хочется раздавить. Если изучить достаточное количество фотографий огнестрельных ранений, можно прийти только к одному выводу: человеческое тело состоит вовсе не из твердых частей, как кости, или плотных, как мышцы, — оно состоит из пятидесяти пяти наваленных друг на друга медуз, которые только и ждут, чтобы встретиться с пулей и выскочить наружу. Все человеческие внутренности стремятся выполнить свое медузье предназначение и вырваться на воздух.