Экшн
Шрифт:
— Да, — глухо ответила она.
— Как дела, милая? Как твоя ножка? — раздался мерзкий голос.
— Ты кто? Что тебе надо? — закричала в трубку Василиса. Из ее глаз полились слезы. — Урод, что я тебе сделала?
— Тихо, тихо… Не надо так нервничать. Ты мне ничего не сделала.
— Я тебя не боюсь, кретин! — прокричала в трубку Василиса, дрожа всем телом.
Из трубки раздался дребезжащий смешок:
— А меня и не надо бояться. Я тебя сам буду защищать от всех подлецов. Спокойной ночи…
Она стояла, уперев руки в стол. Слезы стекали с подбородка прямо на столешницу. Василисе
В одно мгновение она сполоснула лицо водой из-под крана, выбросила недоеденную сосиску в мусорное ведро и, сделав несколько глубоких вздохов, постаралась изобразить на своем лице состояние полной безмятежности.
— Добрый вечер, Виктор Васильевич, — произнесла Василиса, выйдя навстречу своему работодателю.
Воронин, держа в руках куртку, с удивлением посмотрел на нее.
— А что у вас с ногой? — вместо приветствия спросил он.
Василиса глянула на свою ногу, как будто хотела выяснить, что же там такое случилось на самом деле.
— У меня? «Да ничего страшного», — беззаботно произнесла она и улыбнулась.
— Ничего страшного, говорите, — повторил он за ней и повесил куртку на вешалку. — Что-то мне ваш оптимизм не нравится.
Она сделала непонимающий вид:
— В смысле?
— Улыбаетесь вы странно. — Он прошел в сторону кабинета и, остановившись у двери, обернулся:
— Вы ужинали?
— Да! — по-солдатски отрапортовала Василиса. — А вам приготовить что-нибудь?
— Нет, спасибо, я сыт. А сейчас у меня много работы, — ответил он и скрылся за дверью. Сказал, как отрезал.
Василиса так и осталась стоять на месте в полном недоумении. Откуда он узнал про ногу? Она ведь не хромала, повязки на ноге тоже нет. И потом, что значит «У меня много работы?». Разве так говорят писатели? Хотя, нет, может, и говорят, но это лишь означает следующее: не мешай мне работать. Именно так — НЕ МЕШАЙ! А для чего тогда она вообще здесь нужна? Услуги ее как кухарки, похоже, тоже не требуются. Что за чертовщина?
Войдя в свою комнату, она присела на край кровати. Ощущение смертельной усталости свинцовой тяжестью разлилось по всему телу. Но она знала, что уснуть сегодня вряд ли удастся. Кошмар последних дней не рассеивался, а, наоборот, сгущался. Даже если звонки идиота отбросить, то все равно остается МАШИНА. А потому ничего здесь не отбросишь, все это — звенья одной цепи. Каким боком она, журналистка, ко всему этому причастна? Что-то о ком-то не так написала… бред, это полный бред. Если бы, допустим, она стряпала статьи про коррупционеров, то еще куда ни шло, тут, как говорится, широкий простор для деятельности разного рода мстителей. Но репортер Криминалки…
В коридоре послышались быстрые шаги. У Василисы почему-то гулко забилось сердце. Она встала с кровати и подошла к двери, прислушалась. Раздался неясный шум со стороны прихожей. Василиса быстро распахнула дверь комнаты и вышла в холл.
Воронин стоял на пороге, в руках у него была какая-то папка и куртка.
— Я не хотел вас тревожить. — Он был явно чем-то озабочен. — Мне надо срочно отлучиться. Ненадолго.
Он сказал последние слова с каким-то подтекстом, как будто чего-то не договаривая. Василиса пожала плечами, мол, дело хозяйское. Дверь захлопнулась.
Отдыхайте! Вот сказал так сказал! Можно подумать, она весь день трудилась в поте лица, а теперь, типа, пора и баиньки. Дурдом…
Василиса подошла к зеркалу, висевшему у входной двери, и уставилась на свое отражение. Отражение ей не понравилось. Почему-то в голове всплыли строки из песни: «таких не берут в космонавты». Нет, Василиса, — обратилась она к себе. — Таких не выпускают из психушки!
Медленно отойдя в сторону, она еще некоторое время созерцала себя в зеркале, затем выключила свет в прихожей. Со стороны лестницы, ведущей на второй этаж, пробивался свет. Похоже, Воронин забыл выключить у себя электричество. Василиса поднялась по ступенькам, вошла в кабинет. Когда ее рука уже коснулась клавиши выключателя, глаза на мгновение задержались на рабочем столе, где стоял открытый ноутбук. Непонятно откуда появилось острое желание пробежаться пальцами по клавиатуре и посмотреть, чем «дышит» писатель. Однако вспомнив про возможное видеонаблюдение, Василиса лишь тяжело вздохнула. И тут ее взгляд упал на небольшой листок, валявшийся на полу около стола. Ну, за это ведь в тюрьму не посадят домработницу, если та поднимет с пола бумажку? Конечно, нет! — подбодрила она себя.
Изобразив полное безразличие на своем лице, она подошла к столу, подняла листок, перевернула его… и замерла на месте. Это был рисунок, тщательно прописанный карандашный рисунок лежащей женщины, а если точнее — убитой женщины. Та же поза, что и у всех тех несчастных, погибших от руки маньяка. Только… руки Василисы задрожали… эта женщина — она сама. На рисунке была убитая Василиса Малеева! Она глухо вскрикнула, отбросила лист в сторону и выскочила из комнаты.
Кто меня заманил в эту квартиру? Кто? А никто! Ты сама, идиотка, вызвалась поучаствовать в этом шоу под названием… — мысленно выговаривала Василиса, натягивая сапоги и хватая в руки куртку и сумку.
Едва она коснулась дверной ручки, как с другой стороны послышалось движение, и звук вставляемого в замок ключа.
Ледяной холод ужаса на мгновение сковал все тело Василисы. Но только на мгновение. И тут же сработал инстинкт самосохранения. В одну секунду она пересекла пространство прихожей и спряталась за аркой, ведущей в гостиную.
Дверь отворилась, послышались быстрые шаги. Василиса буквально приросла спиной к стене. В сторону ее комнаты прошел Воронин.
— Василиса Игоревна! — громко позвал он и, судя по звуку, открыл дверь.
Василиса на цыпочках метнулась к выходу. Перескакивая через две ступеньки, она неслась вниз. Сверху раздались шаги и голос Воронина:
— Василиса! Вернись! Ты сделаешь себе хуже!
Промчавшись мимо охраны, она выскочила на улицу. Впереди было достаточно большое пустое пространство до забора, окружавшего двор. Не найдя другого варианта, она забежала за деревянную фигурку гнома у детской песочницы и присела.
Воронин, чертыхаясь, выбежал на улицу и, оглянувшись по сторонам, громко произнес: