Экскалибур
Шрифт:
Артур прижал мечевую руку к боку, куда пришелся удар, и покачал головой, словно отрицая, что задет. А вот Саграмор был ранен. До сих пор он наблюдал за поединком, теперь вдруг качнулся вперед, споткнулся и рухнул на песок. Я подбежал к нему.
— Копьем в брюхо ткнули, — объяснил он, и я увидел: он сжимает живот обеими руками, чтобы кишки не вывалились на песок. В тот миг, когда нумидиец зарезал Лохольта, Кровавый щит ударил Саграмора копьем и погиб при этом сам, но теперь умирал и Саграмор. Я обнял его здоровой рукой и перевернул на спину. Он стиснул мою кисть. Зубы его стучали, он стонал —
На поясе Артура выступила кровь. Последний Мордредов удар вгрызся в доспех: клинок, пройдя между чешуйчатыми металлическими пластинами, глубоко впился в плоть. При каждом Артуровом движении в прорехе, там, где меч пропорол доспех, проступала и поблескивала свежая кровь, но вот Артур внезапно прыгнул вперед и перевел предсказуемый выпад в неожиданный рубящий удар сверху вниз. Мордред отбил его щитом — широким движением повел щит в сторону, чтобы отбросить Экскалибур как можно дальше, и ткнул вперед собственным мечом. Артур принял эту атаку на щит, отвел назад Экскалибур, и тут я заметил, что щит его качнулся назад, а меч Мордреда скользит вверх по ободранному серебряному покрытию. Мордред завопил, надавил на лезвие сильнее, но Артур острия меча не видел — до тех пор, пока оно не показалось над краем щита и не ударило в прорезь для глаз.
Я увидел кровь. А еще я увидел, как Экскалибур обрушивается с небес ударом, мощнее которого Артур отродясь не наносил.
Экскалибур рассек Мордредов шлем. Разрубил черное железо точно пергамент, раскроил череп короля и вгрызся в мозг. Артур — в прорези его шлема блестела кровь — пошатнулся, выпрямился и рывком высвободил Экскалибур, взметнув каскад кровавых капель. Мордред — умер он в тот самый момент, как Экскалибур рассек его шлем, — рухнул на песок перед победителем, а Мордредовы люди, видя, что король их погиб, а Артур по-прежнему на ногах, глухо застонали и отступили назад.
Я высвободил руку из судорожно сжатых Саграморовых пальцев.
— Щитовой строй! — завопил я. — Все в щитовой строй!
Наш потрясенный боевой отряд — жалкая горстка уцелевших воинов — сомкнул ряды, заслоняя Артура, мы сцепили иссеченные щиты и с рычанием двинулись вперед, перешагнув через безжизненное тело Мордреда. Я подумал, противник вернется мстить, но вместо того вражеские копейщики отошли назад. Их вожди погибли, а мы сдаваться явно не собирались, — и рисковать жизнью снова им нимало не улыбалось.
— Оставайтесь здесь! — приказал я щитовому строю и вернулся к Артуру.
Мы с Галахадом осторожно сняли шлем с его головы — и хлынул поток крови. Меч не попал в правый глаз — промахнулся на ширину пальца, но пробил кость над глазом, и из раны толчками вытекала кровь.
— Ткани! — крикнул я; и один из раненых отодрал лоскут от курки убитого на прокладку, а Талиесин наложил повязку, оторвав длинную, узкую полосу от собственного подола. Едва бард закончил, Артур поднял взгляд на меня и попытался заговорить.
— Тише, господин, — промолвил я.
— Мордред?
— Он мертв, господин, — заверил я, — он мертв.
Артур словно бы улыбнулся, а между тем нос «Придвен» уже заскреб о песок. Раненый был бледен как полотно, по щеке растекались струйки крови.
— Теперь
— Да, господин, отращу, — отозвался я. — Только разговаривать не надо. — На поясе его выступила кровь, слишком много крови, однако снять с него доспех, чтобы осмотреть эту рану, я не мог, хотя и подозревал, что она худшая из двух.
— Экскалибур, — промолвил Артур.
— Тише, господин.
— Возьми Экскалибур, — настаивал он. — Возьми его и брось в море. Обещаешь?
— Обещаю, господин, обещаю. — Я принял окровавленный меч из его руки и отошел назад: четверо уцелевших подняли Артура и понесли его к ладье. Раненого передали через борт, Гвиневера помогла принять его и уложила на палубу «Придвен». Из пропитанного кровью плаща она соорудила подушку, присела рядом, погладила его по лицу.
— Дерфель, ты идешь? — спросила она.
Я указал на воинов, что по-прежнему держали щитовой строй.
— Мы можем их забрать? — спросил я. — И раненых тоже?
— Еще двенадцать человек, — откликнулся Каддог с кормы. — Не больше двенадцати. Для других места нет.
Рыбачьи лодки так и не пришли. Да и зачем бы? Зачем бы людям мешаться в смертоубийство, кровопролитие и безумие, когда их работа — добывать пищу из моря? У нас была только «Придвен»; а значит, придется ладье отплыть без меня. Я улыбнулся Гвиневере.
— Я не могу ехать, госпожа, — сказал я, обернулся и жестом указал на щитовую стену. — Кто-то должен остаться и провести этих воинов по мосту мечей. — Культя моей левой руки сочилась кровью, на ребрах остался синяк, но я был жив. Саграмор умирал, Кулух погиб, Галахад и Артур ранены. Кроме меня — никого. Я — последний из Артуровых вождей.
— Я могу остаться! — вмешался Галахад.
— Со сломанной рукой ты сражаться не в состоянии, — возразил я. — Садись в ладью и бери с собой Гвидра. И торопись! Начинается отлив.
— Остаться следует мне, — запротестовал Гвидр. Я схватил его за плечи и подтолкнул к отмели.
— Ступай с отцом, — сказал я, — ради меня. И скажи ему, я был верен до конца. — Я резко остановил его, развернул лицом к себе и увидел, что юное лицо мокро от слез. — Скажи отцу, я любил его до последнего.
Гвидр кивнул, и они с Галахадом поднялись на борт. Так Артур воссоединился с семьей, а я отступил назад, и Каддог веслом оттолкнулся от берега. Я поднял глаза на Кайнвин и улыбнулся. Хотя в моих глазах блестели слезы, я не знал, что сказать, кроме того лишь, что подожду ее под яблоневыми деревьями Иного мира.
Но пока я неуклюже подбирал слова, а корабль сползал по песку на воду, она легко ступила на нос и прыгнула в волны.
— Нет! — закричал я.
— Да, — сказала она и протянула мне руку, чтобы я помог ей выбраться на берег.
— Ты знаешь, что они с тобой сделают? — спросил я. Кайнвин показала мне нож в левой руке, давая понять, что убьет себя, но живой Мордредовым людям не дастся.
— Мы слишком долго пробыли вместе, любовь моя, чтобы расстаться теперь, — проговорила она, и встала рядом со мною, и долго смотрела, как «Придвен» уходит в глубокую воду. Наша последняя оставшаяся в живых дочка и ее дети уплывали прочь. Начался отлив, и первые волны понесли серебристый корабль к морю.