Экскурсия в палеозой
Шрифт:
Володя, который еще недавно всем нам казался «стариком» (ему уже исполнилось тридцать восемь лет), тоже разительно переменился. Помолодел пропали намечавшиеся складки у рта и носа, глаза стали ярче и в них появились какая-то детская распахнутость и незащищенность. С каждым днем он нравился мне все больше — умный, простой и симпатичный парень. И очень сильный: как-то он один поднял ящик с приборами!
Выходной был вызван небольшим тягучим дождиком. Во второй половине дня посветлело и подсохло. Андрей отправился обследовать группу останцев к западу от Замка. Страстный «камнелюб», Кашин все еще не обнаружил на Тубуньере ничего, достойного занять место в его коллекции. Вернулся он часа через два, мокрый
— Пусто. Одни кварцитопесчаники. Тоже мне, легендарный Тубуньер! Кстати, о легендах. Знаешь, Ивар, Замок с тех останцов напоминает раскрытый сундук. Может, права твоя легенда? Сходи, вдруг подберешь себе какой ни па есть талантишко?
Я ему не поверил. Но мне надоело валяться весь день на кровати. Я оделся полегче — энцефалитник, кеды, подхватил андрюшкин молоток и отправился за чудскими сокровищами.
Вблизи Замок не производил величественного впечатления: стены, амбразуры, башенки превращались в нагромождения глыб разной величины и очертаний. Я обошел Замок, по привычке считая шаги. Он имел форму почти правильного прямоугольника. Решив взобраться наверх, я пригляделся к уступам и расщелинам и пришел к выводу, что одна из них более или менее удобна для подъема.
Скалолаз из меня никудышный: на крупные обнажения всегда забираюсь с малоприятным холодком внутри. Боюсь высоты. Со стороны я, наверное, был очень смешон, когда, раскорячившись и цепляясь за неровности стенок, карабкался на вершину Замка. При этом я старался не думать о предстоящем спуске.
Не знаю, сколько времени мне понадобилось на подъем. Во всяком случае, не меньше, чем вечность. Вот, наконец, вершина. Я присел, стараясь отдышаться и унять сердцебиение. Почувствовав себя бодрее, огляделся, заглянул вниз. Действительно, Замок можно было в какой-то мере уподобить раскрытому сундуку. Я ссыпался вниз, в центральное углубление, чтобы ознакомиться с его содержанием.
Ага, чудской бог скорее всего восседал вот на этой выступающей в виде кресла кварцевой жиле! Я трахнул по кварцу молотком, брызнули искры. Найти что-либо интересное я не надеялся, потому по-настоящему обрадовался, когда в одной из пустоток увидел несколько золотистых кристалликов. Они были невелики, всего несколько миллиметров, но необычной огранки. Ничего подобного я не видел даже в знаменитом на весь мир институтском геологическом музее.
Я принялся долбить породу, стремясь выколотить штуф так, чтобы не повредить кристаллы. Однако чертов кварц крошился, и вскоре все кристаллы осыпались. Я было приуныл. Но поразмыслив, решил, что раз уж растворы какого-то таинственного состава циркулировали здесь, должны быть и другие занорыши. И я принялся за работу. Долбил, расшатывал глыбы диабаза и кварца и снова долбил… Куски кварца, которые мне приходилось выгребать руками, были острыми, как бритва. Скоро порезов на моих ладонях было не счесть. Я буквально вгрызался в жилу, и в конце концов мне сказочно повезло. Я нашел его, этот занорыш, а в нем — большущий золотистый кристалл изумительной чистоты, еще штук пять поменьше и с десяток совсем маленьких. Несколько минут я любовался ими, опустившись на землю и не решаясь притронуться к ним своими окровавленными руками. Потом взялся за молоток, и вскоре они лежали в моем рюкзаке, бережно упакованные в оберточную бумагу. Окрыленный, я быстро преодолел спуск. Откуда только взялись ловкость, сноровка и смелость.
В лагере, увидев мою находку, Андрей схватил самый крупный кристалл:
— Чур, мой!
А Галочка поразила нас:
— У меня есть такой. Правда, поменьше. Его Володя нашел.
Андрей, естественно, не удовлетворился принесенными мною кристаллами. Ежедневно, вернувшись из маршрута, он брал кайло и молоток и отправлялся в Замок. Иногда ему удавалось найти небольшой занорыш, но чаще он ковырялся
— Очевидно, здесь действительно были чудские святилища. — Володя задумчиво покрутил фигурку медведя, — А у мифов и легенд почти всегда имеется какая-то реальная основа, канва, по которой фольклор ткет свои узоры…
Между тем, мы испытывали необычайный прилив сил. В поисках выхода для «избыточной» энергии соорудили волейбольную площадку. Благо, белые ночи позволяли играть допоздна. Сразу похвалюсь — у меня вдруг прорезался талант! Никогда не подозревал в себе такой прыгучести, координации движений, резвости. И другие, даже неуклюжий увалень Бабенко, играли очень неплохо! Андрей к этому времени один носил все собранные за день в маршруте образцы — полный рюкзак. Еще месяц назад он не смог бы даже приподнять его!
В очередной камеральный день Володя обнаружил, что может оперировать в уме многозначными цифрами, заговорили о людях-счетчиках, побеждающих электронные машины. Я тоже попробовал считать. И неплохо получилось!
А утром, доставая эталон для настойки прибора, Галя воскликнула:
— Мальчики, он почему-то пожелтел!
Володя внимательно осмотрел некогда свинцовый футляр.
— Кажется, золото… Уж не философский ли камень алхимиков притащил нам Ивар?
Все растерянно молчали.
Вертолет прилетел через пару дней после завершения всех исследований. И хотя приземлился он еще дальше, чем в первый раз, мы без особого напряжения перетаскали к нему все свое снаряжение и ящики с образцами. Штурман Вася Башкирцев, мой старый знакомый, здороваясь, удивился:
— Знаешь, Ивар, едва узнал тебя! В чем-то вы все здорово изменились!
Найденные кристаллы мы отдали в Музей.
…По истечении времени способности, приобретенные мною на Тубуньере, исчезли без следа. Я стал еще более неуклюжим, чем прежде. И все усиливалась странная слабость. Признаюсь, мне боязно навести справки о моих товарищах. Особенно я тревожусь за Володю и Галочку. Неужто и они изменились, как и я? И все-таки, стоит мне вспомнить дни, проведенные на Тубуньере, как ощущение удивительной светлой радости наполняет душу…
(1974)
Эликсир концентрации
— Володя! Во-ло-дя!
Звуки гасли в насупившемся лесу, словно придавленном тяжестью низкого слезящегося тягучим дождиком неба. Наконец показался Володя, сгорбившийся под тяжестью огромною рюкзака.
— Ты чего, Юра, шумишь? — с трудом выдавил он.
— Не бойся, не пропаду, — и прислонился к дереву.
— Подождем Веру.
— Подождем. Под дождем.
На фоне неярких красок пасмурного дня парни представляли собой довольно живописную картину. Заросшие густой щетиной лица, косматые волосы, замызганная одежда и некий намек на обувь: Володя красовался в старых штиблетах, а Юра — в одном-единственном тапочке. Другая его нога была «обута» в какой-то мешок, перевязанный веревками.
— Влипли же мы в историю с этими охотничками, — мрачно протянул Володя.
— Гады, наблудили и смотались потихоньку, а мы топай босиком.
Они опять замолчали, вспоминая пожар в охотничьей избушке, нечаянно устроенный одним из нагрянувших ночью охотников. Во время пожара сгорели сушившиеся над железной печуркой сапоги геологов.
— Послушай, почему месторождения надо искать непременно у черта на куличках — в тайге, горах, чащобе? Лазить по буреломам, скакать козлом по курумнику, жрать концентраты и сухари. Неужели нет нигде руды поближе к городам, деревням, железным дорогам? И разрабатывать такие месторождения, заметь, гораздо рентабельнее. И рабочая сила под рукой, и проблема транспортировки решена.