Экслибрис
Шрифт:
— Еще один защитник протестантов, — пробормотал я, вспоминая, что именем Сидни — этого великого человека, блиставшего при дворе Елизаветы и погибшего в сражении с испанцами, — был назван корабль, построенный для сэра Амброза, согласно патенту, в 1616 году.
Закрыв глаза, я попытался собраться с мыслями. Имя Барония было мне знакомо, хотя и не в связи с Дюплесси-Морне или «герметическим сводом», а в связи с тем, что некий кардинал с таким именем организовал перевозку — кражу — пфальцской библиотеки в 1623 году, после того как войска католиков вторглись в Пфальц. Это было самым скандальным происшествием Тридцатилетней войны. Около 196 ящиков с книгами из величайшей библиотеки Германии, европейского центра протестантского учения, переправил через Альпы целый караван мулов, причем у каждого мула на шее висела серебряная бирка с надписью: fero bibliothecam Principis Palatini [123]. Эти книги и рукописи
Или все было иначе? Я открыл глаза. Вино и дым затуманили мою голову, но сейчас я также вспомнил, как Алетия уверяла меня в том, что сэр Амброз работал в Гейдельберге в качестве посредника пфальцского курфюрста. Одна мысль медленно всплывала на поверхность.
— Неужели книги в Понтифик-Холл попали из пфальцской библиотеки? Вы это хотели сказать? Значит, кардиналу Баронию не удалось украсть эту коллекцию? Сэр Амброз спас их от…
— Нет, нет, нет… — Она протестующе взмахнула трубкой. — Пфальц тут ни при чем.
Я ждал продолжения, но виргинский табак, похоже, погрузил ее в приятно расслабленное состояние. Она свесилась с кровати и выбила трубку о каменную плиту перед камином. Я откашлялся и попробовал зайти с другой стороны.
— А не причастен ли кардинал Мазарини, — спросил я как можно мягче, — или, возможно, его агенты к… к…
— …к убийству лорда Марчмонта? — донесся ее приглушенный голос из уютного подушечного гнезда. — Да. Возможно. Вернее, так я думала одно время. Моего мужа убили в Париже. Я рассказывала вам об этом? Мы переезжали в карете через Понт-Неф, и на нас напали около того места, где Равальяк [124] убил Генриха Наваррского. Его ударили в шею кинжалом, — спокойно продолжала она, — так же, как короля Генриха. Убийц было трое, все на лошадях, все одеты в черное. Мне никогда не забыть их. Черные камзолы с золотой отделкой. Было уже темно, но мне дали все разглядеть, понимаете? Мне позволили увидеть их наряды, их лица. Это было предостережение.
124
Равальяк (1578 — 1610) — католик-фанатик, убил Генриха IV Наваррского (1553-1610), короля Франции с 1589 г.
— И кто же вас предостерегал? Кардинал Мазарини?
— Именно так я думала одно время. Но обстоятельства изменили мое мнение. Теперь я считаю, что этих убийц подослал Генри Монбоддо.
Я облизнул губы и тихонько вздохнул.
— Но чего ради Монбоддо?…
— «Лабиринт мира», — донесся ее голос из душной полутьмы. — Именно ради него, господин Инчболд. Других причин не существовало. Он стремился заполучить этот манускрипт. Не всю коллекцию, а только один-единственный манускрипт. Он был одержим этим стремлением. Найденный им покупатель отчаянно хотел во что бы то ни стало приобрести его. И его заказчик распорядился убить моего мужа. А теперь, кажется, подтверждаются худшие опасения моего мужа, — добавила она после короткой паузы, вновь понизив голос. — Если то, что вы говорите, правда — значит, Монбоддо все-таки удалось заполучить желаемое.
Крошечный огонек вдруг взметнулся и исчез возле окна. За ним темнели безмолвные просторы. Я почувствовал, как у меня тревожно заколотило в висках и по коже пошли мурашки. Откуда-то снизу донеслось медленное шарканье Финеаса и подагрический скрип половиц. Взглянув в сторону кровати, я увидел, что Алетия поднялась и сидит под балдахином, обхватив колени руками. Я почувствовал, что она смотрит на меня.
— Итак, мы все обговорили, — сказала она наконец.
— Обговорили, мадам?
— Да, господин Инчболд. — Кровать издала стон, когда Алетия поднялась на ноги. Ее длинная тень легла на меня. — Видимо, будет уместно посетить Уэмбиш-парк, не так ли? Этот манускрипт нужно вернуть. И мы должны поторопиться и потребовать его обратно, пока Монбоддо не продал его своему заказчику. Но вам следует быть осторожным, — прошептала она, провожая меня к лестнице, — действительно крайне осторожным. Поверьте моему слову, господин Инчболд: Генри Монбоддо опасный человек.
Часом позже, вернувшись в «Редкую Книгу», я сидел в своем кабинете, покуривал трубку и клевал носом над Шелтоновым переводом «Дон Кихота». Я добрался до дома без всяких приключений и без подозрительных сопровождающих. По крайней мере так мне показалось, хотя все мои чувства слегка притупились и вокруг была кромешная тьма. Пару раз я начинал клевать носом, и, когда мы достигли места назначения, извозчику пришлось разбудить меня. А теперь моя трубка все время гасла, и я никак не мог сосредоточиться на страницах «Дон Кихота», прочитывая их, но не улавливая ни капли смысла.
Будет уместно посетить Уэмбиш-парк…
Пожалуй, да: тот слабый, ускользающий след, по которому я шел, стал уже более четким и, казалось, неуклонно и однозначно сворачивал к Уэмбиш-парку и Генри Монбоддо. Однако как бы оптимистично ни был я настроен днем в Эльзасе — сейчас от моего тогдашнего
Генри Монбоддо — опасный человек…
Вскочив с кресла, я подошел к окну. Беззвездное небо высилось черной бездной; город под ним выглядел таким же темным, хотя вдали, ниже по течению, на кормах торговых кораблей у причалов Лаймхауса [125] покачивалось несколько фонарей. Поднимают паруса, предположил я, чтобы выйти в море с началом отлива, — воды уже уходят, с привычным шумом скользя между быками моста.
Я вновь зевнул, и оконное стекло слегка запотело от моего дыхания. Рядом со мной на полу что-то звякнуло, и, приглядевшись, я увидел на половицах какой-то блестящий предмет. Ключ. Я задумчиво повертел его в руке, глядя, как отблески от горящей свечи играют на полированной меди. Его дала мне Алетия, когда мы прощались в темном атриуме Пултени-хауса. Ключ этот отпирал замок тайника, спрятанного под каменным ромбом в верхней части надгробного камня одной из могил на кладбище при церкви Святого Олава на Харт-стрит, что проходила неподалеку — с северной стороны от Лондонского моста. В дальнейшем любые сообщения мы будем передавать через этот тайник, объяснила она, поскольку поняла, что ее почту вскрывают, — поздновато поняла, подумалось мне. Она также добавила, что мы не сможем больше встречаться в Пултени-хаус, который ей в любом случае, вероятно, предстоит вскоре покинуть. Поэтому все последующие послания Алетия будет оставлять мне на этом церковном кладбище, в тайнике над могилой некоего человека по имени Сайлас Кобб.
125
Лаймхаус — портовый район в восточной части Лондона
Я сунул ключ обратно в карман и вернулся к моей книге. Я понял, что опять мне придется покинуть Лондон и устремиться в неизвестность, чреватую, возможно, многочисленными опасностями. Я почувствовал себя усталым рыцарем из испанского романа: обедневшим идальго со сломанным копьем и покореженным щитом, который по прихоти своей возлюбленной отправляется в мир интриг и магии, намереваясь справиться с непосильной задачей.
Но тут я напомнил себе, что Алетия — не моя возлюбленная, что никакое волшебство меня в Уэмбиш-парк не поджидает и, наконец, что мое задание теперь — учитывая мое сегодняшнее открытие — уже не кажется таким непосильным.
Глава 8
Тонкий ледяной панцирь только-только сковал Гамбургские каналы, когда «Беллерофонт», торговое судно водоизмещением триста тонн, раздробил его своим могучим носом — и таким образом начал заключительный этап своего двухтысячемильного плавания из Архангельска. Последнюю отметку в корабельном журнале сделали в декабре 1620 года. Мартынов день [126] уже прошел, знаменуя начало самого опасного и непредсказуемого морского сезона, хотя это путешествие вниз по Эльбе к Куксхафену началось вполне обычно. Благодаря отливу «Беллерофонт» быстро продвигался вперед, оставляя позади по правому борту скученные прилавки рыбного рынка Санкт-Паули, по левому — череду канатных дворов и складов с остроконечными крышами. Ниже по течению в более глубоких местах, поскрипывая, так и рвались с якорных цепей несколько флейтов [127] Ганзейской флотилии, и возле каждого из них суетилось по полдюжине лихтеров и лодок с провизией. Лавируя между ними, «Беллерофонт» выглядел отменно, его туго натянутые оттяжки посвистывали на ветру, а кремовые паруса хлопали и вздувались, едва их начинали разворачивать. Хотя трюм корабля заполняли меха из Московии, его ход был ровным и легким. Корпус высоко поднимался из воды, и тени от его взмывающих ввысь парусов быстро проплывали над портовыми рабочими, которые сидели на корточках на причалах или взбирались по сходням складов, горбясь под бочками с исландской треской или тюками с английской шерстью. На шкафуте [128] можно было заметить нескольких размахивающих шапками матросов, а высоко над их головами темнели на фоне серо-стального, извергающего снег декабрьского неба крошечные фигурки верхолазов, они сновали вверх и вниз по выбленкам, скользили по реям, натягивая толстые веревки и закрепляя марсели, которые, надувшись под ветром, еще быстрее несли корабль по солоноватому отливу к морю.
126
Мартынов день — церковный праздник 11 ноября в честь святого Мартина.
127
Флейт — голландский торговый корабль (XVII в.) высокой грузоподъемности и малой осадки.
128
Шкафут — часть верхней палубы на носу.