Экспансия – I
Шрифт:
Поставив машину возле отеля, Роумэн еще раз оглядел «шевроле», вода из радиатора по-прежнему текла тонкой струйкой.
— Что делать? — спросила девушка растерянно.
— Пошли, отгоним мой «форд».
— Идите сами, у меня в машине багаж.
— Испанцы не воруют.
— Так я вам и поверю! Мне дедушка говорил, что они все жулики.
— А он хоть раз был здесь?
— Нет, но он был очень начитанный.
Роумэн сломался пополам; смеялся он, как всегда, беззвучно; махнул рукой и побежал к «форду». Когда дали красный свет, он в
— Перетаскивайте багаж ко мне, — сказал он. — А там решим, что делать.
— Это вы перетаскивайте мой багаж! Разбили машину и тут же начинаете эксплуатировать несчастную девушку.
— Покажите-ка зубы…
— Что?! Я разбила рот?!
— Нет, просто я хочу поглядеть, какие у вас острые зубы.
Девушка улыбнулась; улыбка у нее была внезапная, лицо сразу изменилось, лоб разгладился, стало видно, какой он большой и выпуклый; исчезли ранние морщинки возле длинных голубых глаз; никакой косметики; но она не так молода, как мне показалось вначале, подумал Роумэн; ей не двадцать, как я думал, а вот-вот тридцать; тем лучше, девичье неведение предполагает в партнерстве юношескую неопытность, а мне скоро сорок…
Он помог ей перетащить баул, чемодан и большую полотняную сумку, на которой было вышито два слова: «Норвегия» и «Осло».
— Я — Пол Роумэн, а как вас зовут? — сказал он.
— Кристина Кристиансен… Криста…
— Давно из Осло?
— Откуда вы знаете, что я оттуда?
— Я пользуюсь дедуктивным методом Шерлока Холмса.
— Нет, правда…
— А сумка чья? — он кивнул на заднее сиденье. — Там же про вас все написано.
— Так я могу быть из Канады… А сумку просто-напросто купила в Осло.
— Я канадцев различаю за милю, — сказал Роумэн. — У меня есть друг, который воспитывался в Квебеке… Что мне с вами делать? Съездим в вашу страховую компанию?
— А я и не знаю, где она…
— Покажите документы на машину.
— Они остались в ящике.
— Принесите.
И фигурка у нее прекрасная, подумал Роумэн, вот повезло, а? Я ощущаю постоянную пустоту вокруг себя; после того как облегчишься с французскими гастролершами, которые обслуживают иностранцев в «Ритце», делается еще более пусто, хоть воем вой. А с этой веснушкой мне вдруг стало спокойно, я почувствовал себя живым человеком, мне захотелось забыть Брунна, нацистов, Харриса и поехать с ней в деревню, посидеть в маленьком кафе, дождаться вечера, когда люди начнут петь свои прекрасные песни, самому запеть вместе с ними, и ее научить тому, как надо помогать себе слышать ритм, выщелкивая его сухими быстрыми пальцами.
— Вот, — сказала Криста, протянув ему документы. — Я не понимаю по-испански, мы с хозяином гаража объяснялись жестами.
— Здесь это опасно, — улыбнулся Роумэн и включил двигатель. — Особенно с вашей фигурой.
— Я занималась японской борьбой.
— Ладно, продолжайте ею заниматься, — сказал Роумэн, разглядывая помятые бумаги, которые фирма по
— За три дня…
— Я спрашиваю про деньги, а не про дни.
— Двадцать долларов.
— Они взяли у вас доллары?
— Конечно.
— Это здесь запрещено. Они обязаны брать только песеты.
— Почему?
— Чтобы укреплять престиж собственной валюты и пресекать спекуляцию на черном рынке… Вы чем занимаетесь?
— Пишу дессертацию.
— О чем?
— О ерунде. Интегральные зависимости…
— Что?!
— Не хочу я об этом говорить! Мне эта математика опротивела, как ромашковые таблетки! Я не желаю помнить о том, чем мне скоро снова придется заниматься.
— Зачем же тогда писать диссертацию?
— Затем, что этого хотела мама. И папа тоже, а он был профессором математики. А я им обещала, когда они были живы. А они приучили меня держать слово.
— Хорошие у вас были папа и мама.
— Очень. А вы чем занимаетесь?
— Бизнесом.
— Вы не англичанин.
— Нет.
— Американец, да?
— Он. Никогда раньше не были в Мадриде?
— Никогда.
— Нравится город?
— Так ведь я с аэродрома — в бюро аренды, оттуда — вам в бампер и после этого в вашу машину. Я здесь всего два часа.
— Устроили себе отпуск?
— Да. Мои друг сказал, что в октябре здесь самые интересные корриды. И билеты не очень дороги.
— Слушайте больше ваших друзей… Билеты всегда стоят одинаково, здесь нет туристов, закрытая страна, цены регулируются властью… Кто только болтает такую чушь?!
— Вы рассердились?
— Ничего я не рассердился, просто не люблю, когда люди болтают чепуху.
— Вы ревнивый?
— А вы наблюдательная.
— Математик, — усмехнулась Криста, — ничего не попишешь, мне без этого нельзя… Как в шахматах… Знаете, как называют шахматы?
— Как?
— Еврейский бокс.
Роумэн снова сломался, даже стукнулся лбом об руль; отсмеявшись, сказал:
— После того как мы все отрегулируем с вашей машиной, я отвезу вас к себе. У меня большая квартира, можете жить у меня.
— Сначала позвоните жене, она может быть против.
— Ладно. Позвоним от меня, она в Нью-Йорке, я спрошу, не будет ли она против, если у меня поживет пару недель очень красивая девушка, вся в веснушках, с длинными голубыми глазами, но при этом черная, как воронье крыло.
— Я крашеная, — сказала Криста. — Вообще-то я совершенно белая. Вы видели хоть одну черную норвежку?
— Где вы так выучили английский?
— Родители отдали меня в английскую школу… Они были англофилами… У нас часть людей любит немцев, но большинство симпатизируют англичанам.
Они приехали в бюро проката, Роумэн зашел к шефу, который дремал за стеклянной дверью, расфранченный, в оранжевом пиджаке, невероятном галстуке, с двумя фальшивыми камнями на толстых пальцах, поросших острыми щетинистыми волосками.