Экспансия
Шрифт:
Веселье удалось. Арон, побывав в Новгороде с презентацией бумаги и продав две тысячи листов, привез оттуда бригаду скоморохов из трех потешных лицедеев-акробатов, жаль без медведя, но они и на дудке играли и похабные шуточки отвешивали. Правда, в последнем случае был уговор не переходить некоторые линии, чтобы шутникам не прочертили линии по шее.
— Ты этого хотел? — уличила момент и спросила меня Улита. — А могли быть вместе. Но все я суженому отдана и буду век ему верна.
Девчонка крутанула своими юбками, которых, наверно, навешала с десяток, и ушла прочь.
—
А ведь мог бы спать с ней, греться о ее тельце. Но не нужно начинать то, что не приведет к позитивному результату.
Было понятно, зачем Улита подходила ко мне. Мол, посмотри, какой цветок будет теперь радовать другого, кусай локти, гад такой! Нет, не буду, так как сейчас еще больше убеждаюсь, что все сделал правильно. Во-первых, мой дядюшка такой, что сможет усмирить девчонку. Улита и плетью отхватит, если что. Я в этом плане, пусть и грубый, но женщину не ударю, да и оскорблять не стану.Ну а во-вторых, Алексей выглядел довольным, значит он-то точно счастлив.
Если получится так, что Алексей станет полностью моим человеком, как и его люди, часть из которых действительные профессионалы, то я только прирасту силой.
— Чего не пьешь, Арон? — спросил я у купца. — Али с дороги так и не отдохнул?
Купец прибыл с корабля на бал, вернее, с обоза на пир, попал. Лишь только дома перекрутился пару часов. И рядом не было Рахиль, которой и передвигаться стало тяжко, потому чаще лежит на перине, готовится стать матерью. А я рассчитываю, что не стану отцом.
Пусть дети — цветы жизни и я буду заботиться о ребенке, если увижу в рожденном хотя бы русское лицо, но не хотел я пока обременять себя бастардами, когда и законнорожденного наследника не имею. Это несправедливо, так думать, но мысли — это одно, а вот поступки — иное. Не оставлю без внимания даже того ребенка, если родит Рахиль и явно от половца.
— Горько! — прокричал я, несколько захмелев с непривычки даже к слабоалкогольным напиткам.
— Чего? — спросили сразу несколько человек.
— Ну, когда кричат гости «Горько», так молодым целоваться нужно, чтобы подсластить горечь, — объяснял я.
— Да как же? За столом? Не по чину и сие не дело глазеть, как милуются молодые, — удивлялись мои собеседники.
— Скучные вы, уйду я от вас, — сказал я и пошел «до ветру», к ямке, вырытой в земле для нужд.
В хлеву заниматься сексом — нормально, чтобы живность плодилась, на поле уже кто только не отметился, бегая туда, «оплодотворять» землю для пущего урожая. А вот поцеловаться прилюдно — это нельзя. Странная мораль, когда в бане мыться вместе можно, а увидеть девицу с распущенной косой — это табу.
Хотя, а что вообще можно молодоженам? Сидят за столом молчат, ничего не едят, ибо нельзя. Встают только изредка, когда в их честь здравицы звучат. Руки у жениха и невесты связаны ручником, а рты, будто заклеены клеем.
Я не занимался подготовкой свадеб. Мало того, что ни я, ни реципиент, в свадебных традициях ничего не понимают, так еще не досуг было. Вышедшие из строя два сотника-жениха, которые, по понятным причинам, две
Скоро молодые, под более чем похабные шуточки от скоморохов про «пестики» и «тычинки», удалились к себе, в выделенные в моем же тереме горницы. Там у них будет курица, мед, который пить, плетка и серебряная монета. Муж будет бить жену, а жена снимать с мужа сапоги. Надеюсь, что это будет символично, я так-то против БДСМ.
— Калина красная! — закричали все, когда, через часа три, дверь в горницу, где оставались Улита и Алексей, приоткрылась и оттуда выкинули простынь с красным пятном.
Ну вот, а ведь это мог быть я! Все ли правильно делаю? Впрочем, я молод, еще успею, вдруг если не срастётся с Евдокией, то найду от кого расплодиться. Надеюсь, что не только вопрос наследников буду решать, но и чувства какие-нибудь, да появятся.
Через два дня, после того, как отгремели свадьбы и Алексей отбыл инспектировать те земли, которые ему достались, не один, а с женой и с приставленным мной человеком, который будет налаживать сельское хозяйство, начала поступать важная информация.
Прежде всего, что было отрадно слышать, к Братству присоединяется Глеб Ростиславович Муромский. Именно так, он к нам присоединяется, а не мы к нему. Воевода Иван Ростиславович отлично сработал, как посредник в переговорах между рязанско-муромскими князьями и Андреем Юрьевичем Владимирским.
По договору между Ростиславом Ярославовичем Муромским и Андреем Юрьевичем Владимирским был заключен ряд, о котором просил и сам великий князь киевский. По договору Муром, Рязань, Пронск платят выход Владимирскому князю. Это небольшая дань, скорее даже символическая, но подобное явление — ужепризнание подчиненности. А еще рязанско-муромские князья получают защиту от Владимирского князя, с другой стороны они обязаны присылать своих воинов для поддержки Андрея Юрьевича.
Вот только рязанско-муромские князья сразу же определяют степень своей свободы и присоединяют свои дружины не к Андрею Юрьевичу, который с частью своих воинов отправляется на строительство Нижнего Новгорода, а к Братству. Между тем, Владимирский князь выделяет четыре сотни собственных ратников для общего русского дела, на поход против половцев. И вновь же, пусть с этими четырьмя сотнями идет владимирский воевода, но он подчиняется Ивану Ростиславовичу.
Уже все знают, что не только с половцами придется биться, что Русь раскололась как минимум на две части и Чернигов, Новгород-Северский с Курском и Брянском выступают вместе со степняками. А еще… Эта новость была пока только доступна мне — Галич выступает союзницей Ольговичей и Давидовичей. Странно с Курском дела обстоят, так как там стол мог бы занять кто-то из ростовских Юрьевичей, но, видимо, Игорь Ольговичуже понял, что потерял союзника в виде владимирского князя. Теперь в Курск направлен посадник от Игоря Ольговича.