Экспедиция в Лунные Горы
Шрифт:
— Подходящую каминную трубу? — удивился Траунс. — И что делает трубу подходящей?
Суинбёрн выключил фонарь и передал его Бёртону.
— Если, как здесь, в трубе есть ниша и достаточно широкая полка, на которой можно поспать.
— А эта кровь?
— Его подстрелили.
— Что?
— На полдороги в стене остался след от пули. Этот выстрел не попал. Зато во второй раз он не промахнулся. Там кровь вплоть до самого выхода на крышу, а на черепице еще больше. Судя по всему парень удрал, но я сомневаюсь, что он долго проживет,
Три человека на мгновение замолчали, потом Суинбёрн сказал:
— Теперь я ненавижу эту прусскую свинью еще больше.
Он и еще раз обыскали весь дом, на случай, если что-нибудь пропустили, потом потушили свет и, выйдя наружу, закрыли за собой дверь.
— Я немедленно сообщу в Ярд, и они выделят пару констеблей, которые будут наблюдать за домом, — сказал Траунс, когда они шли обратно.
— Делать нечего, придется доверить расследование твоим коллегам, — сказал Бёртон. — Значит, даже если они схватят негодяя, мы узнаем об этом очень не скоро. Есть, однако, еще кое-что, что я могу сделать.
— И это?
Королевский агент открыл ворота, и они подошли к своим паросипедам.
— Я могу навестить Жука. Он может знать что-нибудь о раненом трубочисте.
Они завели моторы пенни-фартингов, сели в них и поехали. Они уже вернулись на Кранбрук-роуд и попыхтели вниз с холма, когда Бёртон крикнул друзьям:
— Разделимся, когда доедем до Милл-энда. Я поеду в Лаймхаус. Алджи, езжай домой, собери вещи и спокойно спи. Не пей, черт побери! Траунс, сделай то, что должен в Ярде и езжай домой, к жене. Увидимся завтра утром на Орфее.
Предложение было принято, и спустя час Бёртон шагал через душный смог по берегу канала Лаймхаус-кат. Фабрики, стоявшие вдоль него, уже закончили работу, и тысячи рабочих, надрывавшихся на них, уже рассеялись, вернувшись в омерзительные трущобы Ист-Энда — или Котла, как его называли чаще всего.
Бёртон оставил свой паросипед под охраной констебля на Хай-роуд. Он не мог привести такую дорогую машину в этот район. Там же он оставил и цилиндр. Люди здесь чаще всего ходили с непокрытыми головами или плоскими шляпами. Лучше не выделяться.
Однако королевский агент взял с собой трость-шпагу с серебряным набалдашником в виде головы пантеры, и держал ее так, чтобы, в случае необходимости, мог быстро выхватить рапиру.
Наконец он добрался до высокого здания заброшенной фабрики. Почти все ее окна треснули или были выбиты, двери обшиты досками. Он обошел его и вышел к узкому доку на берегу канала. В стенной нише по-прежнему торчали железные скобы, намертво вделанные в стену. Он начал подниматься.
В здании было семь этажей, и, достигнув крыши, Бёртон уже тяжело дышал. Перевалившись через парапет, он сел и отдышался.
На плоской крыше находилось два длинных стеклянных колпака, между которыми в воздух тянулись восемь дымовых труб. В третью, если считать с востока, было вделаны железные скобы. Отдохнув, королевский агент
На самом деле Бёртон никогда не видел странного предводителя Лиги трубочистов. Все, что он знал — это мальчик, живущий в дымовой трубе и ненасытный до книг. Жук здорово помог в расследовании загадочного дела Джека-Попрыгунчика, устроив Суинбёрна работать трубочистом — что привело к обнаружению заговора Дарвина и его сообщников — и с того времени Бёртон регулярно навещал его, принося самые разнообразные книги. Особенно Жук любил стихи Суинбёрна, чей талант практически боготворил.
Бёртон обернул шарф вокруг нижней половины лица и ждал.
Обычно с этой высоты открывался потрясающий вид на Лондон, но сегодня королевский агент едва видел собственную руку — плотный холодный смог накрыл город, сверху падала «чернуха»: угольная пыль смерзалась на большой высоте и черными снежинками плавала в воздухе.
Он нахмурился. Пора уже Жуку появиться.
— Эй! — крикнул он в трубу. — Ты там, парень? Это я, Бёртон!
Никакого ответа. Он бросил вниз еще три камня и стал ждать. Минута текла за минутой — ни звука, ни движения, ни шепчущего из теней голоса.
Бёртон крикнул опять, подождал и сдался.
Где же Жук?
Спустя полчаса, забрав у полисмена паросипед и шляпу, Бёртон возвращался домой. Несколько минут ему казалось, что за ним едет кэб, но, достигнув главных магистралей, ему пришлось сосредоточиться на движении, и он потерял его из виду.
Центральный Лондон полностью остановился, улицы забила плотная мешанина странных технологий. В одной пробке ворочались повозки и кареты, запряженные лошадьми; чудовищные экипажи, которые тянули огромные мегаломовики; гроулеры и хэнсомы, влекомые паролошадьми; паросипеды; измененные арахниды и насекомые, такие как пауки-сенокосцы и жуки-фольсквагены, многобусы и серебрянки. Бёртон даже заметил фермера, пытавшегося загнать стадо коз на рынок Ковент-Гарден.
Королевскому агенту показалось, что на улицах столицы смешались вместе прошлое, настоящее и будущее, как если бы распалась сама структура времени.
Никто из экипажей или пешеходов не мог продвинуться ни на фут, больше занимаясь борьбой друг с другом, чем движением вперед. Лошади ржали и шарахались от насекомых, насекомые запутывались в ногах друг друга и взбирались на тротуар, пытаясь обогнать один другого, и, посреди этого бедлама, толпы людей, окутанные смогом и паром, кричали и ругались, в ярости размахивая кулаками.