Экспедиция в Лунные Горы
Шрифт:
Он откинул клапан и вошел внутрь.
— Эй, Герберт, я не хочу спать даже на чуть-чуть. Давай...
Он покачнулся и замолчал. Заводной философ совершенно неподвижно сидел за самодельным столом. Одетый во множество одежд, он выглядел как куль со стиркой.
— Герберт?
Никакого ответа.
Суинбёрн подошел к другу, положил ему руку на плечо и толкнул.
Спенсер не шевельнулся.
Завод кончился.
Поэт вздохнул и повернулся, собираясь уйти, но тут его внимание привлекла книга на столе. Собственно большой блокнот, на переплете которого было написано: Начала
Внезапно Суинберну захотелось узнать, как далеко продвинулся Герберт. Он взял книгу, открыл ее на первой странице и прочитал:
Только эквивалентность может привести к разрушению или к окончательному выходу за границы.
Только эквивалентность может привести к разрушению или к окончательному выходу за границы.
Только эквивалентность может привести к разрушению или к окончательному выходу за границы.
Только эквивалентность может привести к разрушению или к окончательному выходу за границы.
Поэт нахмурился и перелистнул несколько страниц.
Только эквивалентность может привести к разрушению или к окончательному выходу за границы.
Только эквивалентность может привести к разрушению или к окончательному выходу за границы.
Он стал перелистывать страницы, пока не добрался до последней, на которой было написано:
Только эквивалентность может привести к разрушению или к окончательному выходу за границы.
Только эквивалентность может привести к разрушению или к окончательному выходу за границы.
Только эквивалентность может привести к разрушению или к окончательному выходу за границы.
— Клянусь перьями шляпы тетки Агаты! — воскликнул он.
На следующий день Уильям Траунс пожаловался на головную боль, Манеш Кришнамёрти свалился с малярией и в Угоги прибыл гонец. Последний пробежал весь путь от Мзизимы с посланием для Изабель от тех Дочерей аль-Манат, которые остались около быстро растущего прусского поселения. Его первые слова к ней на суахили, переведенные Бёртоном, были:
— Ты должен хорошо заплатить мне, потому что я бежал быстро и очень-очень долго.
Бёртон уверил его, что он получит достойную награду.
Человек закрыл глаза и монотонным голосом пересказал сообщение. Он говорил по-арабски, хотя, очевидно не знал языка и просто повторял, как попугай, то, что ему сказали.
— О, аль-Манат, мир, милосердие и благословение Аллаха на тебя, на тех, кто идет за тобой, и на тех, кто путешествует с тобой. Может быть, он дарует безопасность, скорость и удачу этому гонцу, который, к сожалению, может принести тебе только плохие новости, ибо слишком много пруссаков продолжает прибывать в Мзизиму, и они стали настолько
Бёртон приказал Саиду дать гонцу доти богато украшенной одежды, ящик бус сами-сами и три мотка медной проволоки. Гонец, обрадованный до невозможности, присоединился к жителям деревни, чтобы отдохнуть, выпить пиво, обменяться новостями и похвастаться новоприобретенным богатством.
— Похоже на целую армию, — сказала Изабель Бёртону. — Что хочет Бисмарк, посылая в Африку столько войск?
— Пальмерстон считает, что он собирается создать Германскую Империю, и для этого ему нужны огромные природные богатства — и люди — всей Африки.
— Неужели пруссаки собираются объявить эти земли своими?
— Очень похоже.
— Мы должны остановить их.
— Не вижу как. Кроме того мы здесь не для этого.
— Но это похоже на вызов, брошенный Британской Империи, да, Ричард? Разве наш долг не требует сделать хоть что-нибудь?
— Что ты предлагаешь?
— Сражаться!
Бёртон недоверчиво развел руки.
— Посмотри на нас, Изабель! Кто мы? Одетая в лохмотья экспедиция! Даже то, что на нас — наполовину сгнило. Мы превратились в самые настоящие скелеты! Мы истощены и больны.
— Пальмерстон пошлет войска?
— Да, очень вероятно.
— Тогда, когда твоя экспедиция закончится, я поведу своих женщин против пруссаков, и мы будем сражаться до тех пор, пока не появится британская армия.
Королевский агент выдохнул и тряхнул головой.
— Конечно я не могу остановить тебя. Ты самая упрямая женщина из всех, кого я знаю. Ты бесишь меня — именно поэтому я полюбил тебя. Просто не рискуй понапрасну, пожалуйста.
— Мы будем делать то, что у нас получается лучше всего: ударили, убежали, опять ударили, опять убежали.
Остаток дня экспедиция отдыхала. Бёртон записал в дневник отчет о произошедших событиях, проверил оборудование и пообщался с гостеприимными хозяевами.
На следующее утро, еще до восхода солнца, отдохнувшие путешественники уже пересекали пустыню Маренга М'хали, по которой им предстояло идти четыре дня. Твердая, потрескавшаяся от жары земля, колючие растения, и горизонт, бугрящийся низкими размытыми холмами.
Вблизи почва была грязно-коричневой, усеянной камнями, булыжниками и островками ломкой белой травы. Вдали она казалась бледнее, скорее мягко желтой, и на горизонте сливалась с полинялым голубым небом, становившимся синим у них над головой.
Утром солнце обжигало их шеи, после обеда ослепляло.
Бёртон, Суинбёрн и Траунс ехали на мулах. Сестра Рагхавендра и мисс Мейсон скакали на лошадях вместе с Дочерями аль-Манат. Кришнамёрти несли на носилках.
Саид бин Салим и его аскари заставляли бывших рабов двигаться, несмотря на их склонность бездельничать от рассвета до заката. Бёртон считал раз кафилаха чудом эффективности и трудолюбия. Благодаря Саиду и сестре Рагхавендре, экспедиция двигалась с минимумом беспокойств и болезней.