Экспедиция в Лунные Горы
Шрифт:
Разбили лагерь, и Бёртон собрал тех женщин, чьи раны оказались не серьезными. Вначале они отказывались говорить и порывались убежать, но его щедрость — он накормил и напоил их всех — а также присутствие большого числа женщин, особенно Изабель Арунделл, которую они полюбили почти сразу, постепенно рассеяла все их страхи, и они объяснили, что на деревню напало «много белых дьяволов вместе с демонами, сидевшими внутри растений». Демоны и дьяволы обрушились на них без предупреждений и пощады, перебили всех мужчин, а потом забрали с собой зерно, скот и все,
Женщины рассказали Бёртону, что со времени атаки солнце поднималось только дважды.
Он собрал всех своих друзей в полуразрушенном бандани.
— Спик и пруссаки совсем не уважают африканские обычаи, — заметил он, — но такая жестокость — что-то новое.
— Что вызвало ее? — спросила Изабель Арунделл. — Джон интриган, но не варвар.
— Я уверен, что это дело рук графа Цеппелина, — высказался Суинбёрн.
— Да, парень, — пробормотал Траунс. — Согласен. Они пронеслись через деревню как стая саранчи. Как мне кажется, им позарез нужны были припасы, но у них не было ни терпения, ни средств для торговли.
— До Казеха осталось около недели, — сказал Бёртон. — Это арабский город, центр торговли; там можно, прежде чем отправиться на север, к озеру Укереве и Лунным Горам, запастись едой, нанять новых носильщиков и купить новых животных. Спик пойдет той же дорогой; без сомнения, он собирался запастись там свежей провизией, но, по-видимому, будет не в состоянии. Ставлю все свои деньги, что между Мзизимой и этой несчастной Турой он растранжирил все свои запасы.
— То есть Тура сгорела по его некомпетентности, — пробормотал Кришнамёрти.
Некоторые из Дочерей аль-Манат патрулировали окрестности. Одна из них прибежала и сообщила, что с запада приближается отряд, вооруженный ружьями в дополнение к обычным лукам и копьям.
Бёртон быстро пошел туда, где сидели все женщины Туры, и обратился к ним на местном языке:
— Идут мужчины, возможно ваньямвези. Если они слышали о том, что произошло здесь, они решат, что в этом виноваты мои люди и нападут на нас.
Одна из женщин встала.
— Я пойду с вами. Я расскажу им о белых дьяволах, убивших наших мужчин, и о том, что вы — другой вид дьяволов, хотя и белые, и сделали нам только добро.
— Спасибо, — несколько печально ответил Бёртон.
Как он и предсказывал, новоприбывшие оказались ваньямвези. Они ворвались в Туру — больше двухсот человек — и направили свое оружие на чужаков. Отряд состоял главным образом из детей и очень молодых мужчин, хотя было и несколько людей постарше. Все были вооружены мушкетами, все раскрасили себе лица и грудь; все зло смотрели на Бёртона и его товарищей, и все недобро скалились, демонстрируя два отсутствующих передних зуба.
Один из них вышел вперед. Высокий, худой и угловатый, но крепко сложенный, с длинными жесткими косичками, свисающими с головы. Кольца в носу и ушах, и множество медных браслетов на запястьях и лодыжках.
— Я Мтьела Касанда, — сказал он. — Меня называют Мирамбо.
То есть трупы.
—
— Ты видишь мои глаза? — спросил Мирамбо.
— Да.
— Они глядят на тебя и судят.
— И что они нашли?
Мирамбо усмехнулся. Он проверил заряд пороха в своем мушкете, коснулся кончиком пальца острого наконечника копья и оглядел стрелы. Потом бросил взгляд на свой отряд.
— Мои глаза видят, что ты музунго мбайа, и, следовательно, плохой.
— Мои люди — враги тех, кто уничтожил эту деревню. Мы нашли раненых женщин и помогли им.
— После этого твоя кожа стала черной?
— Нет.
— Тогда ты все еще музунго мбайа.
— Да, это правда, но, тем не менее, мы остаемся врагами тех, кто это сделал. — Бёртон развел руки в стороны, ладонями вверх. — Мы пришли помочь тебе.
— У меня нет друзей среди музунго мбайа.
Бёртон вздохнул.
— У твоего народа есть пословица: «Пока дураки учатся играть, настоящие игроки бегают».
Мирамбо слегка повернул голову, пожевал губами, искоса посмотрел на Бёртона, потом кашлянул, сплюнул и сказал:
— Я понимаю, что ты хочешь сказать. Если я не выберу, то останусь без дохода.
— Да, ты прав.
Собравшиеся воины внезапно заволновались, и через них протиснулся маленький человек в длинной белой одежде и белой шапочке, с мушкетом на плече и мачете на поясе. При виде его Бёртону показалось, что он его уже где-то встречал.
— Вау! О Мирамбо, я знаю этого человека со шрамами на лице, — объявил новоприбывший воин. — Я путешествовал вместе с ним, давно и давно. Он страшный и белый, это верно, но он не из тех, что прошли здесь раньше. Он жесткий, справедливый и добрый, хотя полон безумными мыслями. Я говорю только правду.
Предводитель ваньямвези несколько мгновений обдумывал его слова, потом сказал:
— Дай мне помбе, Сиди Бомбей.
Маленький человек взял фляжку из кожи козла у одного из своих товарищей, и передал ее вождю. Мирамбо взял ее, отпил и передал Бёртону, который сделал то же самое.
— Теперь, — сказал Мирамбо, — расскажи мне о нашем враге.
Настало время безжалостной жары, они выходили в четыре часа утра, шли семь часов, потом останавливались и пытались отдохнуть в укрытии. Все это означало медленное продвижение, но Бёртон знал, что Спик не в состоянии двигаться быстрее.
Первые три дня после Туры они шли по обработанной земле. Небо так блестело, что их глаза болели, несмотря на куфьи, обмотанные вокруг головы.