Эксперимент «Идеальный человек»
Шрифт:
Четвертый выход был авантюрным и довольно опасным, но больше никаких выходов не предвиделось, и старики, обсудив план в деталях, в конце концов остановились на нем.
Времени было в обрез. До встречи в Пионерском парке оставалось около двух часов, и дед с бабкой принялись лихорадочно готовиться к встрече с похитителями.
Лето было в самом разгаре, но уже где-то далеко-далеко, за реками, полями угадывалась осень. Пионерский парк, залитый жарким послеобеденным солнцем, был настоян запахами лета: запахами сухой
Но вместе с тем ветер пах уже холодными ночами, легкой гнилью кленовых листьев, летящей над сизыми кустами терновника паутиной…
Старики присели на третью лавочку справа от входа, положили рядом с собой сверток, бутылочку с молоком, погремушку и притихли.
Давно они уже не сидели рядом, вот так, бок обок…
Давно, может быть, с юности… Чтобы шелестел пахнущий летом ветер, звенело над головой голубое небо…
– Эх, старуха, – сказал Онуфрий Степанович. – Жизнь-то прошла… А умирать не хочется… Вот так жил бы да жил лет еще сто. Только в деревню, домой тянет… В лесу хочу умереть аль уж на худой конец на огороде.
– Ну, старый, чегой-то ты о смерти заговорил? Я ее еще не чую. Как почую, так и уедем умирать в деревню. Не тут же богу душу отдавать. Тут и в квартиру-то гроб нести не хотят. Отпевают прямо в морге, а потом прямиком… А кладбище… Тьфу! За сто километров от города, ни деревца, ни скамейки. Как поле… Поле могил. И проведать кто захочет, так не осмелится – день добираться надо.
– Ладно, старая, и ты завелась. Давай посидим, помолчим. Хорошо-то как.
– Внучонка еще надо на ноги поставить. Может, на свадьбе погуляем.
– Лишь бы нашим вырос.
– Вырастет… Кровь-то своя…
– Дотянем до свадьбы, старая?
– А что? И дотянем…
Вдруг кто-то почувствовался у них за спиной.
– Дотянете, если будете меня слушаться.
Они разом оглянулись. Рядом с ними стоял хорошо одетый мужчина в летнем светлом костюме и в белой модной фуражке с золотым якорьком. Лицо и голос мужчины показались знакомыми Варваре Игнатьевне. Она пригляделась более внимательно.
Это был Полушеф!
– Я вижу, вы принесли товар? – Курдюков кивнул на сверток…
– Да…
– С согласия родителя или выкрали?
– Выкрали.
– Как же это вам удалось?
– Подпоили.
– Ишь ты, – Шеф был удовлетворен. – Ну молодцы.
Федор Иванович стал обходить скамейку, потирая руки, очевидно, намереваясь поскорее взять и унести Шурика-Смита, но тут Онуфрий Степанович решительно преградил ему дорогу.
– Минуточку, молодой человек, а как же с девочкой?
– Как
– А если не придет?
– Вот еще. Даю слово.
– Слово бандита?
Полушеф усмехнулся.
– Киппэнинг строится на взаимном доверии. Например, в Америке… В Чикаго…
– Ну тут тебе не Чикаго. И славу богу, а то тебя бы не было в живых. Значит, так. Ты приводишь нам внучку и получаешь Шурика. Здесь, на этом месте.
– А если вы схватите девчонку и мальца не отдадите? Не полезу же я драться при всех.
– Ну, решай сам. Иначе мы не согласны.
Федор Иванович задумался.
– Ладно. Так уж и быть. Приведу вам девчонку. Только она сядет на том конце сквера. Малец будет лежать на этом конце. Мы встречаемся посередине, потом расходимся и забираем каждый свое. Идет?
– Идет, – сказал Онуфрий Степанович.
– На три года забираешь? – спросила Варвара Игнатьевна.
– На три. Сохраним в целости, не сомневайтесь. Уход первоклассный.
– А по-русски-то он будет говорить? – спросил Онуфрий Степанович.
Шеф покачал головой.
– Нет. Только на древнеегипетском. И будет знать клинопись.
– Из огня да в полымя, – вздохнула Варвара Игнатьевна.
– Не говорите, не говорите, – сразу возбудился Федор Иванович. – Знать древнеегипетский и клинопись в три года… Это я вам скажу… Это не каждый даже древнеегиптянин мог…
– Да на черта… – начала было Варвара Игнатьевна, но муж дернул ее за рукав.
– Ну это дело ихнее… Я насчет другого хочу спросить. Расписочку-то надо бы, молодой человек.
– Никаких расписочек! – вскинулся Федор Иванович. – Все на взаимном доверии. Не забывайте – киппэнинг! В Чикаго, например…
– Радуйся, что ты не в Чикаго.
– Ребеночек-то, я вижу, спокойный. Все спит…
– А чего ж ему не спать? Уроки выучил, молока напился, и спи себе на здоровье.
– Умный… Так я пошел за девчонкой. Она здесь, неподалеку.
– Иди, голубчик, иди.
– Взглянуть-то на него хоть можно? – Шефу, видно, не терпелось прямо сейчас начать преподавать древнеегипетский и клинопись.
– Чего на него глядеть? – проворчала Варвара Игнатьевна. – Еще разбудишь… чистоту опыта нарушишь… Вакуумну ванну пробьешь. Слыхал про такое? У тебя ведь тоже ему русский знать не полагается?
– Да, вы правы…
Федор Иванович поправил фуражку с золотыми якорьками.
– А кто в трубку хрипел? – спросила, не удержавшись, Варвара Игнатьевна.
– Да там… один… – замялся Курдюков.
– Грубил.
– Это за ним замечается… Грубоват…
– Голос пакостный какой-то…
– Простудился он. Мороженого много съел… Ну так я пошел…
– С богом.
Полушеф нерешительно двинулся по аллее, потом оглянулся, словно колеблясь, уйти или остаться, но потом все же пересилил себя и зашагал к выходу.
Старики опять присели на скамейку. Сверток не подавал признаков жизни.
– Как думаешь, не учуял чего? – спросил Онуфрий Степанович.