Эксперимент «Идеальный человек»
Шрифт:
Курдюков быстро справился с ключом от двери в спальню. Ключ, вставленный с той стороны, легко повернулся в гнезде и выпал.
Сенечка и Геннадий Онуфриевич разом вскочили. В замке слышалось осторожное царапанье.
– Он, – прошептал Красин. – Прячься в шкаф!
Сенечка метнулся к шкафу. Дрожащими руками младший лаборант открыл дверцу, нырнул головой в висевшую одежду. Снаружи повернулся ключ – это Геннадий Онуфриевич закрыл своего товарища.
Сенечка двинулся в глубь шкафа, чтобы устроиться поудобнее, и вдруг наткнулся на что-то живое,
– Тихо! Молчать и не шевелиться! – прошептали ему в ухо.
В глазах у младшего лаборанта пошла голубая дымка, и он мягко осел на дно шкафа.
Между тем дверь спальни раскрылась, и в нее протиснулся Курдюков со своим огромным фанерным чемоданом. Федор Иванович так был увлечен протаскиванием чемодана в дверь и так был уверен в своей ловкости как медвежатника, что не сразу заметил стоявшего рядом Геннадия Онуфриевича.
– Здравствуйте, Федор Иванович, – негромко сказал Красин.
Шеф вздрогнул, и у него отвалилась челюсть. Огромный чемодан выпал из рук.
– Здрасьте, – пробормотал он машинально.
Наступило молчание.
– Как погода на улице? – спросил Красин.
– Теплый вечер.
– Ночь…
– Ах да, ночь…
– Садитесь, Федор Иванович. – Красин пододвинул кресло. – Вы на вокзал?
Шеф опустился в кресло. Он стал приходить в себя.
– На вокзал? Почему вы решили? Нет… Хотя да… Я ехал к своим родственникам в Курск…
– В Курск?
– Да. Там у меня тетя. Старенькая уже…
– Тетя?
– Ну да… А до самолета…
– До поезда.
– Ах да… до поезда еще два часа. Дай, думаю, заеду, проведаю вас… Тем более, я думал, сейчас вечер…
– Понятно.
Опять наступило молчание.
– Вы ей яблоки везете? – спросил Геннадий Онуфриевич спустя некоторое время.
– Яблоки? – удивился Федор Иванович. – Откуда вы взяли?
– Чемодан у вас в дырочках.
– Ах да… Вы очень наблюдательны… Я везу яблоки.
– Яблоки в Курск?
– Конечно… Но вообще-то вы правы. Яблоки в Курск – это смешно. Я хотел над вами пошутить. Я везу поросенка.
– Поросенка?
– Ну да. Молочного живого поросенка. Тетя очень любит молочных поросят. Вот поэтому и дырочки.
– Логично.
– Конечно, логично. – Полушеф с шумом выдохнул воздух. К нему возвратилась обычная самоуверенность.
– А чего ж он не визжит?
– Зачем ему визжать? Спит. Наелся, напился. Я его молоком из пакета напоил. Ну ладно. Я пошел, а то поезд скоро.
– Счастливого пути.
– Спасибо.
Ученые пожали друг другу руки.
– Значит, все идет нормально?
– На высшем уровне.
– Я рад.
– Я тоже.
– До скорой.
Курдюков и Геннадий Онуфриевич опять пожали руки.
– Растет сорванец? – Федор Иванович кивнул в сторону кровати с Шуриком-Смитом.
– А что ему остается делать?
– Не заговорил?
– Рано еще.
– Но хоть гукает?
– Гукает.
– На каком языке?
– Пока
– Ну ладно, мне пора.
– Всего доброго.
– До скорой.
– До скорой.
Ученые в последний раз обменялись рукопожатием. Полушеф поднял чемодан и потащил его к двери. Чемодан зацепился за кресло. Курдюков дернул. Старый фанерный чемодан не выдержал рывка и развалился. На пол выпали какие-то тряпки, бутылочки, веревки, клочья ваты…
Федор Иванович поднялся с пола и с вызовом уставился на Геннадия Онуфриевича. Скрываться теперь не было смысла. У ног валялся самый настоящий контейнер для похищения Шурика-Смита.
– Отдай добровольно, – сказал Курдюков угрожающе.
Геннадий Онуфриевич потянулся к рейсшине. Федор Иванович не стал дожидаться окончания этого движения и, схватив в охапку чемодан, бросился наутек.
– Пожалеешь! – донесся до бедного отца его голос. – Сильно пожалеешь!
Геннадий Онуфриевич собрал остатки ваты и тряпье (это оказались самодельные пеленки) и выбросил все в форточку. Затем он открыл платяной шкаф и сказал:
– Сенечка, выходи.
Послышалась возня, какой-то шепот.
– Эй, ты не заснул там?
– Иду, Геннадий Онуфриевич… Сейчас…
Из шкафа вылез взъерошенный Сенечка, смущенно кашлянул.
– Придремнул я немного…
– Слышал?
– Кое-что слышал.
– Смита, гад, хотел украсть.
– Негодяй…
– С чемоданом пришел. Я по дырочкам сразу догадался. Знаешь, какие в посылках для яблок делают.
– Знаю…
– Надо замок другой поставить.
– Теперь нет смысла, Геннадий Онуфриевич, Курдюков не такой человек, чтобы повторяться. Он что-нибудь другое придумает. Надо готовиться к неожиданностям.
– Ты меня только, Сеня, не бросай одного.
– Будьте спокойны, Геннадий Онуфриевич. Верен вам буду до гроба.
Но верен Сенечка оказался только до июля. Во вторник, 18 июля, Геннадий Онуфриевич нашел у себя на столе толстый пакет. С утра на столе никакого пакета не было. Красин с удивлением взял конверт и прочитал:
Уже заранее зная, что письмо обещает какую-то неприятность, ученый с нетерпением вскрыл конверт и достал два листка бумаги. На одном торопливо и неразборчиво было написано:
«Уважаемый Геннадий Онуфриевич!
Прости меня, если сможешь. Человек слаб, и я не исключение. Не у всех столько упорства и мужества, как у тебя. Я просто не пригоден к тому титаническому труду, который ты затеял.
Сейчас я счастлив… Ты должен понять меня. Ты же ведь тоже счастлив по-своему, затеяв этот небывалый грандиозный эксперимент.
За Веру не беспокойся. Клянусь тебе, что я и ее постараюсь сделать счастливой.
Да здравствует счастье!
Не ищи нас. Это бесполезно. Да ты и не будешь тратить на это время, ты слишком занят.
Ну, ну, не хмурься, давай лапу. Все будет о'кэй,
Сеня».