Эксперимент с неуправляемыми последствиями
Шрифт:
Чуть скосив глаз, Мартель мог видеть, что происходило в это время внутри корабля. Вот последний раз полыхнуло и погасло красное табло. Ровным зеленым светом засветился пульт наземных данных. Едва слышно пропел зуммер. Высокий блондин с крупным лицом поднял голову. Пилот третьего корабля Ральф стоял в нескольких шагах от Мартеля. И хотя Мартель отлично понимал, что это лишь иллюзия, порожденная памятью кристалла, то, что было перед ним, сейчас представлялось более реальным, чем мертвое тело, которое он видел несколько дней назад. Жизнь всегда убедительнее небытия для тех, кто находится по эту сторону черты. Вот Ральф поднял руку (тогда это была еще живая рука) и выключил пульт. Мартель старался не пропустить ни одного
То, что произошло со вторым пилотом, кадр за кадром повторяло эту картину. Словно два актера разыграли одну и ту же сцену. И в конце - та же поза и то же выражение ужаса перед лицом чего-то, видимого и открывшегося только ему одному.
Не маяк должен быть установлен. И Мартель понимал, что нет иного пути, как самому вступить в тот же круг.
– Я хочу, чтобы ты вернулся, - повторила женщина.
...Когда-то эти эксперименты проводились над планариями, над крысами и животными. Мартель смутно помнил, что знал обо всем этом. Кажется, крысу учили бежать к кормушке, когда зажигался свет. Потом другим крысам вводилась вытяжка от "научившейся", и они, едва зажигался свет, тоже бежали к кормушке. В то время говорили о передаче памяти на молекулярном уровне. Упоминали об аминокислотах, спорили о ДНК и прочих вещах.
– Мозг Ральфа, - сказала она, и чувствовалось, как трудно ей произнести эти слова.
– Мы приготовили вытяжку из него...
Специальные стимуляторы должны были усилить действие инъекции. Если они сработают, все, что видел, что узнал Ральф в последние мгновения своей жизни, проснется в сознании Мартеля. Он, подобно тем крысам, воспримет чужой опыт.
– Я согласен, - сказал Мартель раньше, чем успел понять, действительно ли он согласен. Скорость принятия решения опережала работу мысли. Это было профессиональное.
Женщина улыбнулась, и снова ему показалось, что улыбка эта предназначалась не ему, а кому-то другому.
– Сюда, пожалуйста, - сказала она.
– Сюда...
– И указала на проход, открывшийся в стене.
Корабль находился в пространстве. Его вел автомат, и пульт управления не был освещен. Если бы не индикатор, указывающий, что за обшивкой находится сейчас звездная бездна, можно было бы подумать, что корабль неподвижен, что он покоится где-нибудь в запасной шахте на дальнем поле космодрома.
Мартель достал колоду карт и принялся раскладывать пасьянс.
Все время он думал о Ральфе. Он искал в себе какие-то проблески пробуждения чужой памяти. Но ничего не было. Значит, эксперимент не удался, и все, что относится к крысам и планариям, относится только к ним. В тайном чувстве облегчения, которое испытал он при этом, было что-то малодушное, и Мартель устыдился этого.
Сверкая радужной оболочкой силового поля, шар двигался к планете Цевера. Впрочем, если говорить точно, он летел не совсем в сторону планеты. Возможно, даже в направлении, прямо противоположном. Ибо лететь по прямой к точке, удаленной на тысячи
Когда корабль вошел в первый провал и миновал его, сигнал возвестил Мартелю о том, что это произошло. Сам он этого не заметил бы. Он раскладывал пасьянс. Неведомые миры окружали корабль, но он продолжал свой путь мимо них, не замедляя движения и не сворачивая с пути. Никогда еще человек не останавливался здесь, чтобы бросить мимолетный взгляд на иную жизнь. Вселенная бесконечна, а человек мал, и время, отведенное ему, кратко. Все в том же беспрерывном, неодолимом движении корабль двигался к другому провалу, возникавшему на его пути.
Этапы полета не интересовали Мартеля. Откинувшись на спинку, он принялся сочинять балладу о Старом Звере, который жил один в гулкой стеклянной пещере, и вход в нее день ото дня зарастал травой...
Так минуло какое-то время. И вдруг Мартель почувствовал, какими-то неведомыми путями понял, что сейчас корабль войдет в очередной провал. Именно сейчас. И действительно, через мгновение сигнал возвестил об этом.
Это был знак. Чужая память, введенная в него, начинала пробуждаться.
Еще несколько раз входил он в провалы пространства, которые все дальше и дальше уводили корабль. Но тщетно Мартель прислушивался к себе. Память Ральфа, если только это была она, больше не выдавала себя ничем.
Он снова стал сочинять стихи. Красное табло, вспыхнув, прервало его занятие. Корабль шел на посадку.
Вскоре табло погасло. Чуть слышно пропел зуммер. Осветился ровным зеленым светом пульт наземных данных. "Сейчас", - успел подумать Мартель. Но ничего не произошло. Почти машинально он выключил пульт и так же машинально включил панораму обзора. Картина, возникшая перед ним, повторяла ландшафт, который он уже видел. Какое-то время он бездумно всматривался в него. Однообразные каменистые изломы. Привычным жестом, не глядя, Мартель протянул руку к шкафу, где лежал скафандр. И вдруг:
"Разум Цеверы приветствует тебя".
Именно так были расположены строки. Так и всплыли они вдруг в памяти Мартеля. Где и когда мог он видеть или прочесть их?
Мартель не успел ни задать себе этот возрос, ни ответить на него. Странное чувство тревоги охватило его вдруг. Казалось, кто-то притаился за спиной. Мартель резко обернулся. На стене каюты белым пламенем встали слова:
"Разум Цеверы приветствует тебя".
Буквы погасли и опали.
"Теперь узнай о себе правду", - всплыло в памяти.
"Теперь узнай о себе правду", - встали строки.
Через мгновение слова опали и погасли.
И вдруг он зажмурился, плотно закрыв глаза рукой.
Он сделал это прежде, чем успел даже подумать, почему он поступает так. Память и воля Ральфа, повелевшие ему сделать это, вспыхнули на мгновенье, чтобы тут же исчезнуть навсегда. Дальше этой черты памяти Ральфа не было, сам Ральф не перешел этот рубеж. С этого момента Ральф был уже мертв.
Когда Мартель открыл глаза, строки исчезли. Он поднес руку к стене. Она оставалась холодной и гладкой, не хранила никаких следов.