Эксперимент
Шрифт:
Очевидно, что при этом что-то менялось безвозвратно, что-то навсегда портилось, что-то переключалось на какой-то иной модус бытия, что-то исчезало в принципе. Не стоит полагать, что события складывались трагическим образом. Почти наверняка именно отрицательного воздействия было немного, но только подумайте о том, какой шок испытала та среда, когда мы внезапно очутились на её просторах. И это не говоря о том, что мы сознательно влияли на то, что встретили, и есть все основания считать, что на самым благоприятным способом. Кроме того, явно была и метафорическая рябь, которая распространялась подобного тому же пожару, затрагивая по цепочке чуть ли не всё, что попадалось
По сути, любое животное способно было произвести подобный эффект. Европейцы впоследствии отличились тем, что вначале завезли в Австралию кроликов, а затем для их уничтожения лис, и это, понятное дело, не способствовало достижению теперь уже нарушенного баланса. Однако и более прозаичные события, вроде миграции каких-то видов в новые для него локации, имели по-настоящему серьёзные итоги, и зачастую весьма трагические. Так было всегда, но что же нового привнёс в это человек? Ответ, как и в предыдущих случаях, двояк.
С одной стороны, как нетрудно убедиться, ни в одиночку, ни даже небольшими группами – состоящими из числа Данбара, т.е. порядка ста пятидесяти индивидов – многого мы сделать были не в состоянии. Да, какие-то следы – и порой горячие и болезненные – мы, разумеется, оставляли, но, в общем и целом, они носили крайне местечковый характер и на общей картине почти никак не отражались. В конце концов, не надо заходить слишком далеко и приписывать эффекту бабочки глобальные масштабы, обычно всё намного тривиальнее.
Так получалось в силу отсутствия тогда у нас технологических средств и инструментов, которые и вправду могли бы на что-то повлиять и что-то серьёзно преобразить. Сами по себе мы – и в прошлом, и ныне – не столь заметны, и наши отпечатки быстро тают без каких бы то ни было ощутимых последствий. Это ничуть не удивительно, принимая во внимание то, что мы являемся ровно такими же животными, что и все прочие, а потому ожидать от нас каких-то революций на новой – и старой тоже – для нас земле было – и есть – бессмысленно, что прекрасно доказывается доисторией, которая не подарила нам почти никаких – за исключением истребления мегафауны – свидетельств нашего вмешательства в естественные процессы.
С другой стороны, учитывая сказанное ранее, любой вид – и наш, разумеется, тоже – способен воздействовать на своё окружение миллионом способов, далеко не все из которых неопасны и легки для того, чтобы их переварить или их игнорировать. Конечно, большинство из них ни к чему не ведут, но есть и такие, которые чреваты, причём в худшем значении этого слова.
Наша ситуация – или, что вернее, положение, которое мы создавали своей активностью, похожей на поведение слона в посудной лавке – усугублялась – не говоря уже о сегодняшнем дне – тем, что мы зачастую вели себя сознательно – как в случае с подсечно-огневым земледелием. Да, весьма сомнительно, чтобы и ныне мы знали все связи и соединения, которые мы нарушаем или как-то изменяем своим вмешательством, и это не упоминая того, что нашим предкам и вовсе было невдомёк, что они творят – как и большинству теперь – но это не означает того, что никакого намеренного вреда мы не планировали и не осуществляли. Исключать злые цели и интенции ни в коем разе нельзя, и обладание разумом – о чём ниже – лишь делало их более эффективными в исполнении – хотя и не идеальными, принимая во внимание наше чудовищное и тогда, и сейчас невежество.
Всё это лежит на поверхности – нередко буквально – но почему-то редко артикулируется. Смысл не в том, чтобы причинить какой-то ущерб, хотя это нельзя отбрасывать совсем, но в том, чтобы запустить цепочку событий – теперь
Как бы то ни было, но наше влияние никогда не бывает нулевым, и крайне странно было бы думать, что оно имеет исключительно положительные стороны, учитывая то, что наш вид возник не так давно, и, значит, все остальные вынуждены были приспосабливаться под нас, а это почти наверняка наносило определённый урон всему и вся. Со временем, конечно, раны зажили и швы затянулись, но бесследно ничего не прошло, да и не могло, если быть честным.
И это нисколько не противоречит утверждению о том, что мы являемся обычными животными. Любой зверь, будучи на первых порах новичком, вносит искажения и смуту в ту среду, в которую он приходит и в которой оформляется, и люди на фоне прочих отличились не столь уж и значительно, если брать другие иллюстрации. Например, косатки, как считается, истребили до половины крупных созданий, обитавших в океанах до них, просто из-за того, что были чрезвычайно эффективны в охоте благодаря своим социальности и крупным мозгам. Человек тоже погубил мегафауну в некоторых местах, но на этом всё и закончилось. Но почему тогда мы не продолжили убивать и грабить, хотя потенциально и были на это способны?
Давайте будем честными. Возникновение нашего вида по большому счёту никто не оценил и не заметил. Бесспорно то, что какие-то возмущения мы действительно произвели, но на целом это почти никак не отразилось. Существует известный мыслительный эксперимент, который предлагает оценку, которую бы дали инопланетяне нам, скажем, сто тысяч лет назад, а то и десять, и совершенно очевидно, что она была бы крайне низкой, вообще сомнительно, чтобы они приписали нам высокие шансы на покорение Земли. Это говорит о том, что мы были – да и остаёмся – скромными созданиями, которые обитают тут наравне со всеми прочими, и это то, как мы сами должны к себе относиться. И всё-таки отчего, обладая некоторыми возможностями, мы ими не воспользовались? Это отсылает нас к следующей нашей черте или особенности, а именно к культуре, займёмся теперь ею.
Как уже отмечалось, в прошлом мы смотрели на своих братьев меньших совсем не так, как это мы практикуем сегодня. Наши предки, охотники-собиратели, искренне считали себя такими же, как и они, что, среди прочего, сказалось на том, что их никто не уничтожил, хотя на то были причины и для того были все инструменты. Однако распространялось ли подобное отношение и на природу в целом, тем более что наши праотцы столь мало о ней знали, по крайней мере, по сравнению с нами? В какой-то степени да, но это неполный ответ.
Разумеется, они были не в курсе того, что представляет собой та же почва и что в ней имеет место быть – как о том счастливо ничего не ведает большинство и ныне. Тем не менее, будучи кочевыми животными – без каких бы то ни было отрицательных коннотаций и аллюзий – они оказывали весьма скромное воздействие на ту среду, в которой они обитали, а, кроме того, бережно обращались с тем, что у них было, ведь от этого зависело их выживание. Мы, в свою очередь, можем позволить себе и высокомерие, и невежество, потому что сами, как правило, не занимаемся вопросами своего пропитания, да и всеми прочими тоже, а это уводит нас от естественного мира и помещает в чуть ли не тотально искусственный.