Эксперт № 01-02 (2014)
Шрифт:
Во-вторых, Коллинз показывает, какие условия существования интеллектуального сообщества необходимы для возникновения и распространения идей, которые не только захватывают философов, но, в конце концов, становятся «материальной силой», как говорил вождь мирового пролетариата, кстати, тоже ведь ставший частью этой философской сети.
Как пишет сам Коллинз, «история философии есть в значительной степени история групп друзей, партнеров по обсуждениям, тесных кружков, часто имеющих характерные черты социальных движений». Это первая характеристика интеллектуального поля, как называет его Коллинз, с которого начинается формирование очередного участка интеллектуальной сети. Коллинз рассматривает в качестве примера развития такого поля историю создания и развития немецкого идеализма, который как идейное течение возник
Совместное творчество на определенном этапе развития интеллектуального поля — часто необходимое условие его создания. И одним из факторов, способствующих развитию интеллектуального поля, является наличие организационной основы, которой может стать случайно возникшая группа одноклассников, академия или ликей, как в Древней Греции, университет, научный институт, научный журнал, как сейчас. В группе молодых идеалистов роль организационного лидера взял на себя Фихте. Наличие такого лидера — еще одна необходимая характеристика интеллектуального поля. Лидер не только формирует исходную группу, но и привлекает новых участников, как Фихте привлек Канта. И наконец, еще одна важнейшая характеристика интеллектуальных полей — структурное соперничество параллельно существующих групп. Выдающиеся философы, как отмечает Коллинз, появляются парами или триадами, причем эти соперничающие позиции развиваются одновременно (то есть они активны на протяжении одного поколения, приблизительно тридцать пять лет): «Паттерн творчества современников-оппонентов сравнимого статуса почти универсален в истории. Эти соперничества не обязательно носят личный характер. Современные друг другу защитники соперничающих позиций не всегда направляют свои атаки друг против друга и не всегда даже обращают на такие атаки внимание. В моменты основания школ открываются пространства, которые наполнены не просто индивидами, но малым числом интеллектуальных движений, которые перестраивают пространство внимания, оттесняя друг друга в противоположных направлениях».
Рисунок: Игорь Шапошников
Итак, в основе сети лежат группа, площадка, лидер, соперничество. Причем Коллинз постулирует существование, как он говорит, «закона малых чисел», согласно которому не более чем от трех до шести позиций могут быть успешными в пространстве внимания. Большее число групп рано или поздно приводит к взаимопоглощению. А существование одной группы интеллектуально бесплодно, хотя соперничающие группы не обязательно должны быть в одном месте и даже в одно время. Важно наличие интеллектуальной атмосферы идейных столкновений.
Впрочем, существует еще и внутренняя жизнь группы, у которой свои правила и законы существования и развития. В основе этой жизни, по мнению Коллинза, лежат интерактивные ритуалы, энтузиазм и эмоциональная энергия. Формы интерактивных ритуалов — это обычно набор стереотипных действий, жестов и даже одеяний, который позволяет участникам этих ритуалов ощущать себя членами группы, имеющими взаимные моральные обязательства. Как пишет Коллинз, «для интеллектуалов общество, значимое для них более всего, дающее им творческую энергию, являющееся источником и ареной развертывания их идей, — это их собственная интеллектуальная сеть».
Но книга Коллинза интересна нам не только как исторический труд, а как инструмент анализа реформы российской науки как интеллектуальной сети: заинтересованный читатель поймет, что закономерности, выведенные Коллинзом, действуют на полях не только философии, но и других наук, тем более что философия в значительной мере лежит у истоков всех современных наук.
Реформа РАН: разрушение сети
Если обратиться к привычным нам нормам российской научной жизни, то такие группы — это в первую очередь так называемые научные школы, а ритуалы — разного рода устойчивые семинары, конференции, защиты и прочее.
В советских естественных науках такую роль играли научные школы, сложившиеся вокруг крупных ученых. Особенно известными
Если перефразировать Коллинза, то система Академии наук стала и до сих пор во многом остается той организационной основой, которая предоставляет интеллектуальным сетям возможность существовать. Такая организационная основа может возникнуть только в результате многолетней традиции, формирующей отношение к той или иной площадке как к «явлению природы» и «мистической» основе ритуала и этоса, независимо от того, о чем идет речь, — о масонской ложе или о научном семинаре. Конечно, в каждой стране подобного рода организационная основа может быть разной. В одной это Кембридж с Оксфордом, в другой — Стэнфорд с Массачусетсом, а в третьей — Академия наук.
Причем в нашем случае не столь важно, что многие из ученых находились внутри АН, будучи неудовлетворенными организацией работ, начальством, а в советские времена еще и господствующей идеологией, которой в той или иной форме приходилось присягать либо, по крайней мере, с ней считаться, потому что и это порождало внутреннее напряжение и соответствующую интеллектуальную реакцию, которой мы обязаны многими достижениями советской науки. Важнейшая проблема современной российской науки в том, что эта площадка была во многом разрушена, а вместе с ней разрушены многие школы, ритуалы и сети. А нынешняя реформа это разрушение может завершить. Но Академия наук служила и служит не только организационной основой интеллектуальных сетей, но и аккумулятором научных кадров, которых в России всегда было немного. В силу массовой эмиграции научных кадров (некоторые вообще уходили из науки, другие уезжали за границу) разреженность коммуникативной среды резко возросла. Конечно, возникли совершенно новые связи, стал доступнее весь мир, но вопрос в том, будет российская интеллектуальная сеть только бахромой всемирной интеллектуальной сети или же ее органической частью. Разрушение уже ставшей естественной, как бы природной академической площадки разрушает и привычные интерактивные ритуалы, а моральный урон, нанесенный академическому сообществу, подрывает его научный энтузиазм и источники эмоциональной энергии.
Коллинз Рэндалл. Социология философий. Глобальная теория интеллектуального изменения. — Новосибирск: Сибирский хронограф, 2002. — 1280 с.
Окрик Другого
Анашвили Валерий, главный редактор журнала «Логос»
Попробуйте воспринимать капитализм, как он есть
Жижек Славой. Щекотливый субъект: отсутствующий центр политической онтологии.
Славой Жижек, словенский философ, которого — в силу его невероятной межконтинентальной подвижности, с непрерывными университетскими курсами и публичными лекциями, — сегодня лучше определять как «философа планеты Земля». На данный момент Жижек автор 38 книг, хотя не исключено, что, пока этот номер «Эксперта» был в типографии, он выпустил еще парочку новых.
Славой Жижек — выдающийся автор, который умудряется столь виртуозно передать мысли бесконечных интеллектуальных персонажей, наводняющих его книги, что никогда (никогда!) не понятно, действительно ли так говорил Аристотель (Кант, Хайдеггер, Лакан, Деррида, Рансьер, Дэвид Линч, Терминатор, Дональд Дак и другие) или это лишь мнение самого Жижека об их мыслях, точнее, его представление о том, как могли бы (или должны были бы) эти мысли выглядеть.