Эксперт № 01 (2013)

Эксперт Эксперт Журнал

— Но обычному человеку это будет очень трудно объяснить...

— Наверное, но есть такой хороший проповедник, как страдание. В страдании как таковом никакой необходимости нет, но это единственное, что может выбить эго из седла. Может, конечно, и ожесточить, и сломать, если эго будет слишком сильно сопротивляться, но все-таки страдание — самый эффективный проповедник. С одной стороны, рушится привычная картина мира, с другой — формируется пространство для пробуждения. Бывают люди внешне весьма благополучные, но я уверен, что всем так

или сяк стучат в свое время. Хороший образ есть в Откровении Иоанна Богослова. Христос говорит: «Се стою у двери и стучу, и кто услышит и отворит дверь, войду и буду с ним вечерять». Но у нас проблема. Дома обычно никого нет. Чтобы это услышать, надо вернуться домой. — А как? — Заняться самопознанием. — А мы сыты этим по горло, от этого только хуже становится. Но люди занимаются не самопознанием (тут вопрос опять о словах и их употреблении), а самоанализом. А знаете, в чем разница? Когда я самоанализируюсь, я выношу оценки, суждения, обвинения, я либо отвергаю, осуждаю, либо оправдываю. И как только я начинаю это делать, меня как будто начинает засасывать в черную воронку. А когда я занимаюсь самопознанием, я ничего не осуждаю, не оправдываю, я просто спокойно рассматриваю, что есть. Обычно мы эффективно познаем себя во взаимоотношениях: с людьми, идеями, обстоятельствами. Взаимоотношения проявляют нас. Вот сидишь в обществе каких-то людей, они начинают рассказывать про свою жизнь, про успехи. Как приятно слушать про успехи других, да? Только что-то внутри начинает возникать, эго твое зашевелилось. И ты начинаешь понимать, видеть себя. Научиться видеть различные движения и мысли в себе — это и означает научиться освещать. А когда оно освещено, то оно теряет силу.

В окрестностях секулярного

Станислав Кувалдин

Современные дискуссии о переходе к постсекулярному обществу показательны безотносительно к содержанию этого термина. Принципиально важно само появление запроса на новые способы обсуждения и разрешения насущных повседневных проблем — запроса, который в той или иной мере неизбежно ведет к восстановлению религиозного способа познания мира

Фото: Дмитрий Лыков

«В 2004 году я писал статью, посвященную постсекулярному обществу, и помню, что в интернете тогда можно было найти несколько тысяч ссылок на подобный запрос, — рассказывает религиовед Александр Кырлежев . — А сегодня Google уже 70 миллионов ссылок выдает. Это весьма важный момент для понимания текущей жизни самого понятия “постсекулярное общество”. Оно давно вышло за рамки академической среды и превратилось в модный термин, употребляемый по разным поводам, если приходится говорить о месте религии в современном обществе. Как и у всякого модного термина, его конкретное содержание обречено размываться. Впрочем, важно и само появление этой моды. Накопились определенные причины, по которым положение религии и верующих в современном обществе видится не так, как прежде, когда всех устраивали понятия “светское общество” и “секулярный мир”».

И пришло слово

Сейчас никто, кажется, не претендует на авторство определения «постсекулярный». Оно начало появляться в работах философов и политологов в 1990-е годы. В частности, его использовала для описания взглядов на современный мир школа «радикальных ортодоксов» — богословское направление, возникшее в англиканской среде и полагающее, что постмодернистская критика светских идеологий открывает возможность вернуться к фундаментальным христианским ценностям. Впрочем, вскоре понятие «постсекулярность» вышло за границы довольно специфических дискуссий.

Большое плавание ему обеспечил немецкий философ Юрген Хабермас . Именно его размышления о том, что современному обществу следует переосмыслить свое отношение к религии и религиозным сообществам, во многом поспособствовали популяризации термина. Хабермас неоднократно оперировал понятием «постсекулярное общество» и предлагал собственные разъяснения этого понятия. Возможно, дело в общественном весе Хабермаса — к его построениям с традиционным вниманием относятся не только в академической среде, возможно — в актуальности и убедительности

его построений. Так или иначе, сейчас, рассуждая о постсекулярности, без Хабермаса обойтись невозможно — он если не родил, то уж точно благословил это понятие на долгую и счастливую жизнь.

Следует, впрочем, отметить, что самого Хабермаса интересуют те изменения, которые сказываются на политическом положении религии и ее месте в общественном сознании. В «Записках о постсекулярном обществе», написанных в 2008 году, он обращает внимание на то, что религиозные объединения в западных странах становятся «сообществами-интерпретаторами», предлагающими такие подходы к волнующим общество вопросам, к которым люди готовы прислушаться. Кроме того, гражданам неминуемо приходится сталкиваться с «религиозным фактором» как в ежедневных сводках новостей, где освещаются острые конфликты современного мира, так и в повседневной жизни стран с большим притоком мигрантов.

Как определяет немецкий философ, в постсекулярных обществах «религия сохраняет общественное влияние и значимость, при этом теряет почву под ногами секуляристская уверенность в том, что в ходе модернизации религия в мире исчезнет». Фактически речь идет лишь об изменении чьих-то прогнозов на будущее: властители умов уже сомневаются, что религии предстоит исчезнуть или умалиться. При этом они наконец обратили внимание на то, что происходит здесь и сейчас, а именно на то, что религия никуда не девается, по крайней мере в большей части нашего мира. В свое время это заставило немецкого социолога Ханса Йоаса сказать, что постсекулярность — это главным образом ревизия прежнего самоуверенного взгляда на секулярное будущее мира, нежели возвращение религии туда, откуда она успела уйти.

Правда, в рассуждении о никуда не уходившей религии делается понятная оговорка: это не относится к странам, где в XX веке реализовывались тоталитарные проекты, основанные на атеистической идеологии. Таким образом, случай России и здесь оказывается особым.

Йоас, впрочем, полагает, что и в послевоенной Европе на протяжении нескольких десятилетий действительно происходило постепенное «отступление» религии, снижалось ее влияние на государственные и общественные институты, прежде казавшееся традиционным (свидетельством тому изменение школьных программ, семейного законодательства, различных государственных ритуалов — вообще атмосферы европейских обществ). И это позволяет атаковать постсекулярность с другой позиции: а почему, собственно, мы делаем глобальные выводы на основании локального процесса — что такое Западная Европа в масштабах всего мира? И не впадаем ли мы в европоцентризм, который в современной общественной мысли считается не добродетелью, а грехом, искажающим истину?

Впрочем, и секулярность — до того, как к этому понятию приставили приставку «пост-», — тоже выводилась из процессов, протекавших в западном мире, прежде всего в Европе. Именно это стало одной из причин того, что начиная с 1970-х годов прежние представления о направлении движения общества к постепенному освобождению от влияния религии начали подвергаться все более разносторонней критике. Иными словами, рассматривая проблему постсекулярного общества, мы так или иначе вынуждены обращаться к реалиям западного мира — хотя бы потому, что это он меняет точку зрения на то, что в нем происходит и куда он движется. Любые сравнения и аналогии окажутся полезными в той мере, в какой Россия является частью европейской цивилизации и в какой сама Европа, вместе с Россией, представляет собой элемент глобализирующегося мира, а значит, подчиняется общим социальным и культурным тенденциям.

Дивный постсекулярный мир

Приближающееся Рождество принесло из Европы две живо обсуждаемые новости на стыке религии, политики и изменений в повседневной жизни. В Брюсселе на рыночной площади вместо рождественской елки выставлена абстрактная скульптура «электронного зимнего дерева». По утверждению одного из членов муниципального совета Брюсселя Бьянки Дебейтс , решение о замене ели на нейтральную скульптуру принято для того, чтобы не раздражать членов мусульманской общины Брюсселя. А совет одного из микрорайонов датского городка Коккедаль, где большинство депутатов составляют мусульмане, в принципе отказался выделять средства на покупку и установку елки (при этом несколько месяцев назад он выделил на празднование Курбан-байрама сумму, в разы превышающую стандартные затраты на рождественскую ель).