Эксперт № 15 (2014)

Эксперт Эксперт Журнал

— При премьере Абэ Япония вновь стала проводить более жесткую внешнюю политику. Насколько страна в принципе готова выйти из-под американского «зонтика»?

— У японцев есть мудрая поговорка: «Завтра подует завтрашний ветер». Хотя японо-американские союзнические отношения пока условно представляют собой сообщающиеся сосуды (насколько исподволь убывает стратегический потенциал США в Азиатско-Тихоокеанском регионе, настолько Япония вынуждена больше рассчитывать здесь на собственные силы), скорые перемены в японском геополитическом самосознании неизбежны. Конечно, пока японский правящий класс по-восточному расплывчато демонстрирует лояльность своим вынужденным американским партнерам (как заявил Абэ в прошлогодней программной речи, «основа нашей внешней политики — союз с США»), но уже сейчас в Японии многие начинают предполагать, что можно одновременно использовать полезные возможности

военного союза с американскими «гайдзинами» и выстраивать национальную модель обеспечения «стабильности и процветания» в Восточной Азии. И вполне вероятно, что эта новая японская политическая и экономическая модель будет очень напоминать прежнюю — имперскую образца первой половины двадцатого века.

Необходимо отметить, что Япония — вообще единственное значимое государство мира, которому для эффективного развития (а возможно, и выживания) будет очень сложно обойтись в скором будущем без ближней территориальной экспансии.

Нелинейный процесс

— Можно ли в принципе рассчитывать на новый уровень отношений между Россией и США? Или же интересы и взгляды сторон настолько расходятся, что мы так и будем находиться в состоянии «на грани новой холодной войны»?

— Ганс Моргентау, основоположник теории политического реализма в международных отношениях, еще в 1948 году написал, что международная политика может быть определена как «непрерывное усилие, направленное на сохранение и увеличение мощи своей собственной нации и ослабление мощи других наций».

США выстраивают свою внешнюю политику, основываясь именно на этом принципе, но и окрепшая Россия уже не видит для себя иного пути в международных отношениях. При этом за последние десять—двенадцать лет отношения между США и Россией складывались по одной и той же модели: полное несоответствие национальных политических интересов в конце концов сменялось вынужденным поиском точек соприкосновения. Казалось бы, это распространенная международная практика — но только в идеальном варианте. Пора прекращать заниматься политическим самообманом, что у нас есть или может быть что-то общее с современными США, — возможны только ситуационные дипломатические контакты и дорабатывание по отдельным незавершенным проектам (вроде сотрудничества по МКС).

— В России любят рассуждать о грядущем упадке Америки. Насколько, по вашему мнению, нынешняя внешняя политика Соединенных Штатов адекватна задаче сохранения гегемонии?

— Я бы представил эту проблему несколько иначе: политика официального Вашингтона пока адекватна задаче имитации сохранения американской гегемонии в мире. Но со временем даже имитировать свое прежнее могущество у американцев будет получаться все хуже и хуже. Характерно, что буквально на днях влиятельнейший американский журнал Foreign Policy напечатал статью, где прямо прозвучал призыв к американскому истеблишменту как можно скорее вернуться к проверенной стратегии изоляционизма. Вот цитата из нее: «Даже после того, как Соединенные Штаты в начале двадцатого века стали великой державой, они проявляли осторожность и избирательность, принимая на себя обязательства перед другими. Иными словами, когда дело доходило до международных альянсов, США сторонились ответственности и предоставляли возможность другим великим державам бороться за поддержание баланса сил в Европе и в Азии. И лишь когда евразийский баланс сил нарушался (это случалось в ходе двух мировых войн), Соединенные Штаты начинали мобилизацию своих ресурсов, брали на себя обязательства перед партнерами по альянсам и ввязывались в драку. В обоих случаях они вступили в войну последними, понесли меньше потерь, чем любой из участников войны, и оказались в идеальном положении для обеспечения мира после войны».

Пока что эти рассуждения напрямую касаются только американских действий на Украине и вокруг нее, но немного позже — уже после окончания полномочий администрации Обамы — подобные внешнеполитические концептуальные перемены почти наверняка негативно отразятся на положении США и в некоторых других регионах мира. Прежде всего в Восточной Европе и Восточной Азии, а Ближний Восток американцы, по сути, уже потеряли.

— Вы как-то писали о возможности формирования Россией нового военного союза на постсоветском пространстве. Что это может быть за союз? Что изменилось, чтобы он стал возможен?

— Я подразумевал несколько другой состав участников возможного военно-политического объединения (или блока), который не был бы привязан исключительно к постсоветскому пространству. Что, как правило, становится концептуальной основой подобного союза? Обеспечение коллективной безопасности его участников, но за счет не только государства-лидера, но и полномасштабного (при необходимости)

использования национальных вооруженных сил. Проблема в том, что создавать качественный военно-политический союз на постсоветском пространстве уже не из кого. Но если создавать его не из кого, а создавать нужно — значит можно попробовать сделать это нестандартными методами, например с привлечением государств, частично недовольных своим членством в НАТО (Турция, Чехия, Венгрия, Греция) или расположенных в азиатской части Большой Евразии (Индия, Вьетнам, Иран).

— Страны БРИКС в целом поддержали позицию России по Украине, по Крыму. Насколько это серьезный фактор для Запада?

— Думаю, что это не очень важно даже для российского руководства. Конечно, в пропагандистских целях можно заниматься различными интерпретациями этого факта, но скорее для внутреннего употребления. Вот что, например, совсем недавно заявили министры иностранных дел стран БРИКС: «Распространение недружественной риторики, санкций, ответных санкций, политики силы не способствует сбалансированному и мирному решению кризиса, соответствующему международному праву, в том числе целям и принципам, закрепленным в уставе ООН» — ну и что с того? От дипломатических реверансов в критической ситуации толку мало, а на реальную поддержку своих партнеров (допустим, в форме ответного точечного экономического давления на США) России рассчитывать явно не приходится.

— Не слишком ли наступательной является российская политика в последнее время (последние год-полтора)? Нет ли опасности в разрыве между растущей внешнеполитической активностью и экономической и внутриполитической слабостью?

— Чем отличается качественный механизм подготовки, принятия и выполнения решений по стратегическим вопросам международной политики в эффективно функционирующем государстве? По крайней мере пятью базовыми факторами. Первый: коллегиальный характер выработки и принятия внешнеполитических решений, вовлеченностью в этот процесс новых акторов международной деятельности (таких как национальные и международные неправительственные организации). Второй: опора на экспертное сообщество при принятии и выработке внешнеполитических решений. Третий: развитое стратегическое прогнозирование и планирование. Четвертый: прозрачность механизма принятия внешнеполитических решений и использование современных внешнеполитических инструментов («мягкой силы», «цифровой дипломатии», народной дипломатии). Пятый: организационная и дипломатическая культура при разработке и выполнении внешнеполитических решений. Практически ничего этого у нас пока нет.

На постсоветском пространстве при решении вопросов евразийской интеграции все эти недочеты особенно демонстративны. Я неоднократно подвергал критике работу российского МИДа на украинском направлении — ведь фактически никакой работы ни с Киевом, ни против Киева не велось годами. Высокопоставленные мидовские чиновники не умеют работать со стратегической информацией, в аппарате министерства и загранучреждениях накопилась критическая масса случайных людей, нередко позорящих статус российских дипломатов. У нас провалена внешнеполитическая работа по целым регионам: Восточная Европа, Южная Азия, Северная Америка. Относительно качественно работают только российские представительства при международных организациях, и, разумеется, очень важную работу выполняет управление по внешней политике администрации президента РФ. Можно ли после этого согласиться с утверждением, что довольно многочисленная российская внешнеполитическая команда в целом подает пример эффективности работы другим правительственным структурам?

— Каковы наиболее интересные и важные, на ваш взгляд, происходящие в мире изменения, которые остаются не отмеченными?

— Вероятно, стороннему наблюдателю часто представляется, что в экспертной среде принято бросаться из крайности в крайность, периодически зацикливаясь на одной горячей международной теме и временно игнорируя все остальное. В известном смысле это определяется системой скрытых факторов. Например, важнейшую роль в этом процессе может играть соотношение разных лоббистских группировок в мировом правящем классе. Скажем, сейчас в глобальных и национальных СМИ активно продвигается идея о начале некой новой холодной войны — и можно предположить, что в этом больше всего заинтересованы транснациональные корпорации из ВПК и ТЭКа. Однако это только видимая часть айсберга. Вне поля зрения остается то, что на сей раз, скорее всего, разворачивается стратегическое противостояние не только между конкурирующими геополитическими, но и набирающими силу новыми геокультурными проектами. Вообще, пора привыкать к тому, что все происходящее в международной политике — это нелинейный процесс: совершенно крохотное изменение входных данных может привести к самым неожиданным последствиям глобального характера на выходе.