Эксперт № 20 (2013)
Шрифт:
— Вы в своем романе как- то совсем уж унижаете современную интеллигенцию. Ну точнее говоря, ее определенную часть. Вы считаете, что с этими людьми вообще нельзя иметь какого- то конструктивного диалога, общего дела?
—
— Похоже, лидеры « болотного» движения брезгливо относятся к народу.
— Брезгливое отношение к людям не позволяет им воспринимать реальные интересы людей. Власть это хорошо понимает, понимает, что там аккумуляции протеста не произойдет, и скорее поддерживает «болотное» движение в его нынешней форме, чем пытается его спрессовать.
— И вместо настоящего движения протеста возникает фальшак.
— Это всемирная проблема гламурного авангарда, возникшего в конце двадцатого века, лжепротеста — искусственного, гомункулообразного. Созданного как вакцинация против реального протеста. Лучше мы впустим немножко фальшивого якобы протеста, чем приведем к тому, что какие-нибудь пигмеи в Гвинее будут бунтовать. Или словаки будут недовольны заработной платой на заводе «Форда». Лучше какой-нибудь небольшой протест в художественной галерее: придет художник, накакает или голый будет плясать — и это будет социальный протест.
— Но против чего? — Он за свободу. — За какую свободу? — За свободу самовыражения. Общество ведь нуждается в свободе самовыражения. — Вот этого дегенерата? — Да. Но он не дегенерат. Он имеет свое мнение. — Какое мнение? — Он пляшет голый. — Это о чем говорит? — Он так выражает свою личность. Пусть он пляшет голый, потому что таким образом он реализует себя, и мы его поддерживаем, и это интересно.
Его пакуют в розовые ленты, его продают в галереях. Этого образуется очень много, и это замещает реальный социальный протест. Словацкие рабочие на заводах «Форда» не умеют плясать голыми в галереях, им не хочется раздеваться, им хочется одеться. Они бы предпочли, чтобы им купили какую-нибудь спецовку, не то что свою снять. Им говорят: если бы вы протестовали как этот, который осмысленно пляшет голым, а вы-то просто есть хотите. Это же совершенно глупый протест. Вы протестуйте на уровне личности, а не на уровне животных инстинктов. — Есть мы хотим. — Это всякий дурак есть хочет. Вы душу выразите, как этот человек без штанов.
Авангард стал вакциной против революции, против любого протеста. Он симулирует процесс, гламурным образом встроенный в рыночную систему. Точно так же и Болотная площадь — это тот же самый авангард: «Что мы делали? Мы шли на Болотную, придем еще». Это ровно то же самое, как «я плясал в галерее без штанов, и еще приду, и снова сниму штаны».
— Но не будет ли та интеллигенция, новая интеллигенция, о которой вы говорите, представлять опасность для той части власти, которая не хочет перемен? Не станет ли она врагом?
—
— Дореволюционная интеллигенция… Не довела ли она из- за своей любви к народу страну до революции? Не может ли нас сейчас ожидать то же самое? Интеллигенция выступит адвокатом, власть не услышит, и интеллигенция поведет на новый штурм…
— Второго такого случая не произойдет. Я не вижу для этого никаких исторических предпосылок. Тогда интеллигенция говорила от имени народа. А народ в какой-то момент и вправду захотел освободиться, стал жечь усадьбы, и интеллигенция на него обиделась. Она сказала: мы-то тебя хотели погладить по голове и немножко защитить, но мы себе не представляли, что тебе правда захочется освободиться. Мы-то думали, что ты жил крепостным, мы тебе пастилы купим, поплачем с тобой, Ярошенко нарисует «Всюду жизнь». Но не имели в виду, что ты со штыками усадьбы пойдешь захватывать. Ты как-то нас неверно интерпретировал.
Когда мы говорим о сегодняшней позиции московского интеллигентного человека, надо понимать, что она во многом сформирована той прошлой обидой. Тогда так обиделись на народ, что до сих пор простить не могут. Любопытно то, что не все интеллигенты и тогда так сказали. Так не сказали Лев Толстой, Блок, Маяковский, Пастернак, Цветаева.
А вот у Ахматовой есть известная строчка «Я была тогда с моим народом, там, где мой народ, к несчастью, был». Мне эта строчка ужасно не нравится. Я вижу в ней столько барства: «Я была тогда с моим народом…» Я вижу какую-то мадам Грицацуеву. Почему с моим народом? Ты что, помещица, что ли? И это в благородном «Реквиеме», где звучат патетические ноты. А вот Платонову мысль, что народ не прав, не приходила.