Эксперт № 41 (2014)
Шрифт:
— Но какие-то конкретные задачи у вас все же были, например попытаться сделать подход к таблетке?
— Мы не озадачивались конкретными «таблетками», скорее методами, позволяющими их открыть и сделать этот процесс быстрее. Для начала я хотел заняться опять же почти игрой. Если у вас нет конкретного соединения, но есть большой набор блоков, давайте поучимся делать соединения из таких разноцветных кирпичиков.
— А кирпичики — это химические элементы или группы элементов?
— Я кирпичиками называю строительный материал. Это группы
— Вы собираете новые соединения?
— Конечно, или привязываем к известным соединениям новые блоки или кирпичики, чтобы получить новые свойства. Научившись, мы приступаем к вполне конкретным делам: пытаемся в сотрудничестве с биологами, которые занимаются мембранными белками-рецепторами, придумывать новые лиганды. Лиганды — это молекулы, ключики к замку рецептора. Это не самая простая задача, тем более когда не знаешь структуру рецептора. Близкий к этой теме, но конкретный проект — разработать такие лиганды, которые будут, как транспорт, нести на себе лекарство и доставлять его, к примеру, в пораженную клетку. Нас интересуют лиганды, которые связывались бы с определенной группой белков — гликорецепторов. Они очень интересны и перспективны: когда к ним присоединяется лиганд, они вместе с ним втягиваются внутрь клетки. И это очень удобный механизм доставки нужного лекарства внутрь клетки. Моими коллегами из Скриппса было показано, что на некоторых больных клетках таких рецепторов появляется гораздо больше, чем на здоровых, поэтому на них можно нацеливаться.
— Речь идет об онкологии?
—Да, в этом случае о гематологической: лейкемиях, лимфомах. Мы делали лиганды, которые похожи на природные, но модифицировали их, чтобы «ключик» почти идеально подходил к своему «замку».
— Вы навешивали на них какие-то дополнительные кирпичи?
— Да, некие хвосты. И эти молекулы уже были не простыми ключами, а чем-то вроде банковской карточки, которую автомат затянет в себя.
— Вы сделали лиганды к рецепторам клеток крови?
— Да, вместе с коллегами из Скриппса мы разрабатываем соединения, конкретно взаимодействующие с рецепторами Б-лимфоцитов. Б-лимфоциты появляются в крови в больших количествах при так называемой Б-клеточной лимфоме. И тогда они выступают не как защитники, а как агрессоры.
— Это уже некая практическая работа на пути к лекарству. Как при этом решается вопрос интеллектуальной собственности, если какая-то часть работ делалась в Скриппсе, а часть здесь?
— Для этого существуют испробованные механизмы. Традиционный подход — под чьей крышей сделано, тот и владелец. Первые исследования были сделаны, безусловно, под крышей Скриппса, и они защищены соответствующими патентами. Эти технологии можно лицензировать для коммерческого внедрения. Академические исследования можно проводить без сложных соглашений. Если же нечто совершенно новое будет сделано под крышей МФТИ, он и будет владеть этой собственностью. Но пока до этого этапа дело не дошло.
— А на каком вы этапе?
— Доклинических исследований и в скором времени — клинических. Весной была конференция,
— Я слышала, что как раз таки раки крови неплохо поддаются лечению.
—Да, особенно на ранних стадиях они могут быть излечимы. Или, по крайней мере, уходят в ремиссию. Наша задача — сделать препарат еще более таргетным: более эффективным, с меньшим количеством побочных явлений.
— Вы говорили, что работаете совместно с другими лабораториями МФТИ. С какими?
— С двумя. Одна лаборатория занимается исследованием мембранных белков. Ее возглавляет известный ученый из Германии Георг Бюлдт. Вторая недавно была организована, ею руководит наш соотечественник Вадим Черезов, знаменитый как раз тем, что разработал совместно с Реймондом Стивенсом метод кристаллизации клеточных рецепторов.
Фото: Олег Сердечников
— Руководитель Центра живых систем МФТИ Андрей Иващенко рассказывал, что как раз одна из идей этого центра — сотрудничество разных лабораторий, именно так можно нарыть что-то интересное.
— Это правильно. Но, честно, говоря, это очевидно. Сначала наука и была единым целым. Потом девять веков ее делили на кусочки. Теперь снова собирают. На самом деле я плохо представляю себе, как можно разделить химию, физику, математику, биологию и медицину. Последняя, конечно, является и наукой, и искусством. Мне нравится, что наши студенты сейчас это понимают. И неважно, будут ли они по профессии биофизиками, а заниматься будут медицинской химией. Это условности.
— Кстати о студентах. Сейчас нередко говорят, что нынче студенты не те, образование дрянь. Как вы со стороны это оцениваете?
— Я общаюсь со студентами не только МФТИ, но и МГУ, Питера, Нижнего Новгорода. У меня нет ощущения, что дело дрянь. Я вижу прекрасно подготовленных ребят, одаренных. Я тоже слышал такой плач Ярославны, что с образованием плохо, но это как-то неконструктивно. Если просто плакать, ничего не получится.
— Вы читаете лекции в МФТИ?
— Пока минимально. Делаю мини-курсы или семинары. Или во время встреч со студентами. Но сейчас назрела необходимость читать больше. Химия не должна быть некоей обслуживающей наукой на Физтехе. Тем студентам, которые учатся для того, чтобы заниматься биотехом или инновационной фармацевтикой, нужна химия поглубже.
— Вы своей лабораторией пытаетесь закрыть некую нишу, которой нашему биотеху не хватает?
— На уроне Физтеха. Я не берусь утверждать, что вообще не хватает. Но здесь явно не хватает. И иногда я вижу, что не хватает даже там, где ее учат традиционно.