Эксперт по уничтожению
Шрифт:
Рыболовный траулер «Каракатица» теперь назывался траулером лишь по бумагам, поскольку тралы на его борту присутствовали только в качестве маскировки. На самом деле судно предназначалось для особых поручений Совета смотрителей и имело такой свирепый двигатель, что могло посоревноваться в скорости с круизным лайнером. Однако в данный момент «Каракатица» не рассекала волны на пути к Гренландии, а лежала в дрейфе неподалеку от восточного побережья Корсики. Виной задержки была не техническая неисправность, а акселерат Мефодий, доставивший неделю назад на «Каракатицу» не одного уникального землекопа, как ему приказывали,
Смотрители Гавриил и Иошида – непосредственные руководители этой операции – довольно прохладно встретили ступившего на борт полковника российской СОДИР, который оказался старым знакомым не только Мефодия, но и Главы Совета. Похвалы за усердие акселерат так и не дождался, как, впрочем, не дождался и порицания за излишнюю самодеятельность, словно бы в лице полковника Мотылькова он преподнес смотрителям неуместный подарок, который и выкинуть невежливо, и оставить у себя слишком хлопотно.
Смотрители изолировали Мотылькова в трюме и, казалось, не знали, что с ним делать. Именно поэтому «Каракатица» третьи сутки дрейфовала в нейтральных водах: Гавриил и Иошида в срочном порядке решали судьбу потенциального агента, поскольку тащить его в Гренландию не имело смысла. Агент из пленного полковника мог выйти превосходный, так что любой ценой следовало заставить Мотылькова служить в СОДИР и дальше. Ради шанса запустить миротворцам «крота» Глава Совета даже отложил Просвещение Жака Бриоля, которым пообещал заняться позже – во время долгого пути в Гренландию.
Мефодий, на которого после блестящей работы в Ницце все смотрели не как на наглого выскочку, а как на полноправного мастера, вместе с Мигелем ассистировал смотрителям в процедуре вербовки полковника Мотылькова. Человеком Сергей Васильевич был принципиальным и потому в контакт с врагом на первых порах вступать отказывался, но против смотрительских методов убеждения он был все-таки бессилен.
– Вот в чем первопричина вашей уникальности: контузия от взрыва гранаты, – первым делом просветил Мотылькова Гавриил. – После контузии ваш мозг словно окружил себя защитным полем – в моей практике такое уже встречалось. Теперь понятно, почему миротворцы вас не раскусили – они видят, что параметры мозга изменены, и думают, что это обычные последствия аномалии. На самом же деле вам следует благодарить не миротворцев, а того араба, который угостил вас гранатой… Удивительно: ваши каналы телепатической связи будто покрыты прочной изоляцией и на повреждения не реагируют вовсе! В какой-то степени я вами, Сергей Васильевич, восхищен: вы сумели противостоять психотропной атаке представителей высшего разума!
Мотыльков до сих пор не понимал, каким образом угодил к рефлезианцам в плен, и был очень зол. Во избежание эксцессов его надежно привязали к стулу. И хоть Гавриил непрерывно воздействовал на мозг полковника успокоительными телепатическими волнами, все равно возле пленника стояли наготове Мефодий и Мигель.
Мотыльков держался уверенно и не выказывал ни малейших признаков страха.
– Послушай, папаша, – взгляд полковника был исполнен презрения, но голос оставался невозмутимым, – не морочь мне голову всякой чепухой, а говори, что тебе от меня надо, раз уж убивать не собираешься. Кстати, я тебя раньше нигде не встречал? Больно лицо твое мне знакомо! С головорезом твоим я точно сталкивался. – Мотыльков кивнул в сторону стоящего позади Гавриила Мефодия.
– М-да, – пробормотал Глава Совета. – Не так-то просто оказалось скорректировать ваши воспоминания, уважаемый Сергей
Гавриил спокойно посмотрел в глаза Мотылькова, игнорируя струящуюся из них ненависть. Полковник хотел было что-то сказать, но Глава Совета посредством телепатии уже открывал ему новую (точнее, не столь хорошо забытую старую) информацию касательно прошлогодних событий. На этот раз заложенные в голову Сергея Васильевича сведения являлись подлинными.
Пытаясь свыкнуться с правдой, полковник угрюмо молчал.
– Не может быть! – проговорил он через минуту. – Как это могло произойти? Не помню я такого… Вернее, нет – помню прекрасно! Но почему раньше не вспоминал? Просто голова кругом идет!..
Гавриил постарался вкратце и доходчиво объяснить полковнику, что случилось тогда в Староболотинске и что с Мотыльковым происходит сейчас. А поскольку Глава Совета делал это посредством телепатии, бедного Сергея Васильевича захлестнул очередной поток обязательной к осмыслению информации.
Мотылькова разрывали изнутри такие противоречия, что он впал в состояние крайней апатии, на время отключившись от действительности и окруживших его рефлезианцев. Обладающий телепатией враг – миротворцы предупреждали, что высшие рефлезианцы способны на такое! – контролировал мысли полковника, и это Сергею Васильевичу очень не нравилось, однако часть сомнений из его головы испарилась бесследно. В прошлом году староболотинский СОБР действительно столкнулся с рефлезианцем, поэтому неудивительно, что ему удалось скрыться. Но почему тогда в личном деле Мотылькова за проваленную операцию красуется благодарность?
Тем же ускоренным телепатическим способом Гавриил поведал полковнику и об этом, и о многом другом…
Мотыльков привыкал к открывающейся перед ним Истине как к отраве – вкушая ее малыми порциями. Если бы не чувство долга, тяготеющее над полковником, процесс вербовки шел бы на порядок быстрее. Ход размышлений Мотылькова постоянно сбивала мысль о том, что он идет против Устава и нарушает Присягу. Мысль эта была настолько живучей, что даже смягчить ее воздействие на сознание нового агента Гавриилу удавалось с большим трудом, не говоря уже о том, чтобы искоренить.
Полковник требовал обстоятельных и честных ответов на все свои вопросы, часто начинал спорить и что-то доказывать Главе Совета. Гавриил терпеливо выслушивал предъявленные ему контраргументы и лишь после этого деликатно указывал, в чем «уважаемый Сергей Васильевич» не прав.
Мефодий поражался, как Гавриилу не надоедает из века в век растолковывать одно и то же очередному кандидату в агенты или исполнители. Какое же стальное терпение надо для этого иметь! Воистину, силы смотрителей кажутся порой неисчерпаемыми!
Но акселерат давным-давно усвоил, что это далеко не так…
Двенадцать часов постоянных вопросов, ответов, споров, раздумий, снова вопросов и так далее утомили Мотылькова сильнее, чем марш-бросок по пересеченной местности. Зато по истечении этих часов он знал все, что должен знать полноценный агент на службе у Совета смотрителей.
Полковник Мотыльков наконец-то под старость лет открыл для себя Истину. Истина убила в нем все сомнения, однако душевного равновесия не добавила. Истина оказалась жестокой, но к жестокостям полковнику было не привыкать.