Экспроприатор
Шрифт:
— Условия, что были им озвучены далеки от классических отношений между мужчиной и женщиной, Дмитрий Степанович. На позиции любовницы проблематично в краткий срок вызвать у подобного мужчины желание рассказать о рискованных моментах его деятельности или доверить их документальное подтверждение.
— Вот как. — Он удрученно покачал головой, переводя взгляд в подлокотник, разделяющий пассажирские сидения. — Все же я надеялся на иное. Владислав Игоревич невероятно избирателен в отношении людей, тут ваша правда, но он весьма заинтересован в тех, что одарены интеллектом и смелостью. Исходя
«Охренеть, ты оказывается тупая, Межекова, а я-то понадеялся…»
Надейся дальше, старый хер.
Кинул тут меня на передовую и еще радовался, что Казаков меня пробивал. Типа, о заебись, сейчас Межекова натрахает мне инфу. Щас, ага. А потом меня в асфальт вобьют, а ты дальше радоваться будешь, политгандон. Я уже натрахала тебе инфу, только не дам. Потому что это Казаков, а жить я еще хочу. Нарою тебе что-нибудь, за что ему мне башку с размаха проломить не надо будет, чтобы и ты от моей дуры отказался и Казаков меня не сильно…
Сердце на миг ошиблось, когда я вспомнила про Руса в загородном доме… И перехваты и рефлексы Казакова. Говорящие только об одном — трогать нельзя, сломает. Сука, Ерохин… Какая же ты сука…
Вздохнула, сдерживая себя от того, чтобы прикусить губу и посмотрела прямо на него:
— Проявленный ко мне «глубокий интерес» говорит лишь о его осторожности, думаю. Все же, несмотря на им озвученный и принятый мной вариант отношений это может сказаться и на рабочих моментах. По крайней мере, я стараюсь это совместить, Дмитрий Степанович. — Доверительно сообщила я. — Возможно, он тоже предполагает исход текущего положения вещей как нечто более близкое к классическому варианту отношений между мужчиной и женщиной, оттого и проявил глубокий интерес. Он человек не глупый и дальновидный.
— В этом-то и вся беда. — Хмыкнул Ерохин, отводя от меня взгляд.
— Согласна. — Кивнула я в полной солидарности.
— Однако, как вы понимаете, мы не можем долго затягивать, Полина Викторовна. — Взгляд сквозь стекла очков давящий и однозначный. — Вы должны постараться. Светлана обаятельна и настойчива, я могу не устоять против ее напора.
Тварь. Просто грязное животное.
— Хорошо, я вас услышала. — Резко ответила я, сверля взглядом его непроницаемое лицо.
— Мне этого мало. — Обаятельно улыбнулся. — Полина Викторовна, не держите меня за дурака. У вас не может быть пусто. Я жду.
— Я на позиции любовницы и он пока не доверяет, но я все делаю, чтобы это изменилось, дайте мне больше времени.
— Сейчас я в это верю. В вашу позицию любовницы. — «Ты ж тупая, оно и не удивительно, что он тебя просто трахает». — Я говорю о другом. Мне озвучить этот грубый вариант? Не хочется, ибо ваша сестра действительно нежный хрупкий цветок и такие слова в ее адрес звучать будут компрометирующее для меня, как ее поклонника.
— Зимин предложил ему взять на нас полное ведение его бухгалтерии. — Признала я, чувствуя, как становится холодно. Как этот грязный шантаж и сила запускают лед в тело.
— Он дал согласие? — на мгновение маска пала и я увидела перед собой голодного хищника, почуявшего кровь. Но это было на долю секунды.
— Сказал,
— Вероятнее всего?
— Я сделаю так, чтобы согласился. — Прикрыв глаза, послушно сказала то, что он потребовал одной предупреждающей интонацией. Подписывая себе приговор.
— Хорошо. Очень хорошо. — Одобрительно сказал Ерохин. — Дам вам еще две недели, Полина Викторовна. И вы, думаю, все понимаете.
— Разумеется. — Сквозь зубы выдавила я, в ожидании, когда же водитель Ерохина припаркуется возле магазина где меня выцепили.
Глядя вслед отъехавшей машине, я снова плюнула. От всей души. С ненавистью. И внутренней дрожью.
Глава 12
Он приехал поздно, ни через два часа, а очень поздно ночью. Усталый настолько, что только вяло поморщился на сраный борщ и просто кивнул в сторону спальни.
Заснул быстро, почти мгновенно, а я еще долго лежала, разглядывая его лицо в полумраке спальни и прикусив губу.
Резину мне так и не выбрали, мне дали боярские танки и велели подождать недельку, а то «сама херню выберешь, неделю потерпи, нормальная резина придет». Естественно это слабый такой аргумент, но сказан он был таким тоном, что моя бэшечка так и стояла у дома.
Понеслись ужасные будни. Зимин прислал Серегу, но Казаков его посадил куда-то в свой офис и мы вообще не пересекались. Влад появлялся ежедневно, ночевала я только у него и каждый день я делала для себя шокирующие открытия.
Самое ужасное из них — Казаков красив. Он очень красив. И это просто кошмарно.
Я понимала, что у меня такой занос потому что у меня действительно случилась Беда, но даже и без этого в ту первую встречу, я уже отмечала, что он приятен. Просто тогда мешал анализ. Сейчас я поняла, что эта сучня просто нереально красив. Я бы ему оду не на один час воспела, только если бы он меня не продолжал бесить. Ну, вот было такое, когда я зависала, глядя на него, чем-то занятого и он едва слышно и без эмоций мне говорил «Межекова, вытри слюни, потом тебя трахну, я сейчас занят». Меня просто выворачивало от злости, а он не, переводя на меня взгляда улыбался. Тепло и красиво.
Как он и предрекал, у меня действительно случилась Беда. И он от этого ловил нереальный кайф. Впрочем, винить его мне было не в чем.
Потому что Влад умел все. Он знал когда, как и что сказать. Он почти не показывал своего отношения. Но оно считывалось. По легким вскользь прикосновениям. По «где шапка, дурнэ? Ты мне умная нужна, я люблю трахать мозги» и резкому нахлобучиванию мне капюшона. Это было заметно по придерживанию дверей, когда мы куда-то шли. Заметно по тому, что в ресторанах он сначала заказывал мне. По тому, как он нависал сзади, когда я ему показывала моменты отчетности, как можно вывести покрасивее и он едва ощутимо выдыхал мне в затылок, лишь изредка прижимаясь губами. И вообще он любил быть вот так, стоя позади меня. И здесь я не о пошлостях всяких, хотя, если касаться их, то там он тоже предпочитал больше сзади. Ну отбитый же, что тут скажешь еще.