Экстаз в изумрудах
Шрифт:
«Мы оба знаем, что вы не допустите и мысли о том, что женщина может преуспеть на медицинском поприще, Хорас».
— Да! Что ж, можете рассчитывать, что я отведу глаза в сторону, когда вам придется расхлебывать эту кашу! — В дверях доктор Уитфилд задержался, чтобы произвести еще один прощальный выстрел. — Только постарайтесь протоколировать все досконально. На вашем месте я бы еще проследил, как сказываются на ее сосредоточенности и самочувствии месячные. С хрупкой конституцией, усугубляемой женскими недомоганиями, вы можете собрать неопровержимые доказательства ее непригодности. Может, даже
Роуэн едва не поморщился, но заставил себя улыбнуться:
— Возможно. Всего хорошего, доктор Уитфилд!
Когда старик вышел, Роуэн закрыл за ним дверь и со вздохом прислонился к ней лбом. Из вестибюля доносились приглушенные голоса — Картер помогал гостю одеться.
«И Уитфилд не худший из них… Слава Богу, что Гейл здесь не было…»
— К-как ты мог?
Из потайной двери, скрытой за горкой с предметами старины, вышла Гейл. От досады Роуэн чуть было не швырнул в стену первое, что подвернулось под руку.
«Сегодня явно не мой день».
Глава 25
— С этим подслушиванием, Гейл, пора покончить!
— Вот, оказывается, как ты меня видишь? Шутка, мимолетный эксперимент? И ждешь не дождешься, когда я все брошу и сбегу к тете молить найти мне жениха?
Она стояла в дверном проеме, ведущем в коридор для слуг, и, очевидно, все слышала.
— Я имею право время от времени вести разговоры без твоего вмешательства и оценки! — Роуэн сознавал, что злость была защитной реакций, но мало что мог с собой поделать. — Неужели ты думаешь, что я мог сказать такому человеку, как Хорас, какой вижу тебя на самом деле или кем ты можешь стать? — Он всем своим видом выражал ярость. — И если бы ты на самом деле слушала, Гейл, то поняла бы, что все сказанное было похвалой!
— Что? Ты же сказал, что на деле не обучаешь меня! Что это было бы нелепостью! Сказал, что подписал договор, чтобы защитить себя от неприличных обвинений!
— Я старался по возможности не лгать, Гейл, и потом лишь позволил старому козлу заполнить пробелы по собственному усмотрению.
Роуэн закрыл глаза, пытаясь успокоиться. Потом, когда снова открыл их, обратился к ней как можно спокойнее:
— Я сказал, что ты не менее талантлива, чем любой известный мне мужчина, и что если бы продолжила успешно учиться, мне бы пришлось рекомендовать академии принять тебя для прохождения дальнейшего обучения! Но я не могу управлять миром, Гейл, и гарантировать, что они пустят тебя на порог. Зато могу бесповоротно уничтожить свою репутацию в медицинском сообществе, сунув им под нос тебя! Ты этого хочешь? Или хочешь, чтобы я втолковывал каждому заносчивому доктору с раздутым самомнением о твоих способностях и великом желании стать медиком? Что вас устроит, мисс Реншоу? Какие требования я должен выполнить, чтобы доказать свои чувства к вам?
— А у тебя и вправду есть ко мне какие-то чувства?
— Сейчас? Ты хочешь, чтобы я сказал это сейчас? В самый разгар очередного миленького спора о паскудстве моего характера? Я крайне устал, потому что провел день у постели жены своего друга, который на моих глазах чуть не стал вдовцом. И когда вернулся домой
— Нет! Да! — Она в испуге прижала ладони к щекам. — Я уже не знаю, чего хочу! Я забыла, кто я есть! И ничего не хочу от тебя слышать! Ты такой очаровательный и находчивый! Уитфилду ты говоришь то, что хочет услышать он, своим пациентам — то, что нужно им, а что мешает сказать мне ту сладкую ложь, которую, как ты полагаешь, жажду услышать я? Не беспокойся! Тебе не нужно мне ничего доказывать! Я и так достаточно глупая, чтобы верить и принимать за чистую монету все, что ты говоришь!
— Ты невозможная! Почему не можешь понять, что я всего лишь пытаюсь защитить тебя?
— Мне не нужна твоя защита!
— Еще как нужна! Леди не должна выходить на люди без перчаток, тем более не должна прикасаться к рукам постороннего мужчины! Все эти снобы-доктора увидят в этом не желание стать медиком, а отклонение от нормы или, хуже того, примут тебя за сбившуюся с пути потаскуху!
— Да как ты смеешь?!
Гейл едва не задохнулась от потрясения.
— На вот, возьми! Это подарок, о каком мечтает каждая пустоголовая блудница! Вот! Возьмите его, мисс Реншоу! Вот что я думаю о вас на самом деле! Возьмите этот чертов подарок и оставьте меня в покое! Ибо, клянусь, сегодня не мой день!
Он швырнул сверток на стол. От зловещего стука на столе задрожали перья и лампы. Голова раскалывалась от очередного приступа мигрени. Роуэн взял из верхнего ящика стола один из приготовленных бумажных пакетиков и сунул в карман.
— Пойду навещу одного из друзей и посмотрю, не смогу ли прояснить голову. Оставайся здесь, Гейл. Все кончено.
— Что?
Стук в дверь напомнил ей, что мир не исчез в холодной пустоте, сковавшей грудь.
— Посыльный, доктор. Требуется ваша помощь, — сообщил.
Картер и застыл в ожидании ответа Роуэна.
Роуэн быстро прочитал записку. Она была от леди Прингли, и он ощутил во рту ненавистный привкус горечи. Но леди Прингли была ничуть не хуже любого другого предлога, чтобы уйти из дома.
— Скажите Тео, что сейчас спущусь.
Едва Картер закрыл дверь, как Гейл бросилась к Роуэну, желая остановить его.
— Роуэн, подожди!
— Это судьба. Приезд Уитфилда и эта нелепая ссора. Пусть уж лучше так. — Он покачал головой: — Прощайте, мисс Реншоу. Поверьте, что я искренне желаю вам счастья и успеха в будущих свершениях.
— У тебя есть все основания сердиться. Я должна была…
— Все кончено. Но я хозяин своему слову. Я найду другого доктора с заслугами более весомыми, чем мои, который согласится взять вас под свою опеку, и позабочусь, чтобы вы продолжили образование, даже если для этого придется отправить вас в Париж или Нью-Йорк. И, безусловно, верну вам все до последнего фунта, что вы потратите на это приключение, мисс Реншоу. Вы заслуживаете того, чтобы учиться и преодолевать трудности, чтобы ваш неординарный ум мог процветать. Но более всего вы заслуживаете безопасности и счастья.