Экстрасенс. Назад в прошлое. Россия 2006
Шрифт:
Поднимаю взгляд. Сияние перестает слепить. Белоснежный мраморный пол укрывает пушистое облако ворсистого ковра, на нем большой диван с россыпью подушек, тоже кажется мягким и уютным.
Но внимание приковывает другое. На диване лежит нечто большое и пушистое. Цвет его тоже белый. Вся эта картинка настолько сюрреалистичная, что затуманенное сознание даже не пытается анализировать происходящее. Инстинкт глубоко внутри кричит «моё», и появляется острое желание прикоснуться к этому меху, зарыться в него, ощутить наконец
Первый шаг выходит дерганым, неуверенным. Словно я была лишена возможности двигаться долгое время.
А если упаду? Ну и что? Все ошибаются, делая первый шаг навстречу неизведанному.
Упав и коснувшись дна, ведь не обязательно там оставаться. Можно и нужно собрать все силы в кулак и оттолкнуться, чтобы начать новое движение вверх. К новым вершинам.
Со страхом мне точно не по пути. Настрадалась. Хватит.
В несколько несмелых движений я дохожу до дивана и тяну руку. Пальцы чуть подрагивают. Желание коснуться меха животного становится непреодолимым.
Замираю в нескольких сантиметрах. Мех словно перетекает, меняя форму, и в меня впиваются взглядом два ярко-голубых глаза.
Это же волчица! Огромная!
Сознание прокалывает новая игла страха.
— П-привет, — слова вырываются непроизвольно.
Рука, так и не ощутившая мягкости и тепла, с досадой сжимается в кулак.
— Здравствуй, Галина, — голос грудной, немного подрыкивающий, — садись, рассказывай.
Немного опешив, нерешительно присаживаюсь на край, но диван настолько мягкий, что я проваливаюсь в него, как в сугроб.
Ноги подлетают вверх, как на американских горках, так же и эмоции, страх улетает в космос, его заменяет детский восторг. Наверное, я окончательно отъезжаю, лежа в той подземке, раз вижу рядом улыбающуюся волчицу.
Молчание затягивается.
— Что ты там говорила про самопожертвование и пользу людям?
— Я?.. не знаю… Всю жизнь я лечила людей. Лечила их тела, работая терапевтом. И потом, выучившись на психолога, лечила их души. Старалась помогать справляться с болью, вернуть радость жизни. Мне так казалось. А сейчас жизнь закончилась как-то быстро и бестолково, и кажется, что в итоге она была пустой и бесцельной... Сын и муж погибли на войне, родителей, облученных радиацией после ядерного взрыва, да что там, даже себя не уберегла…
— Считаешь, твоя жизнь прожита зря?
— Зря?.. — пробую слово на вкус, — Может я медлила, бездействовала, ведь чувствовала беду, а время утекало сквозь пальцы... Или все было самообманом? Или в принципе жизнь не имеет никакого смысла и все предрешено?
— Если вернешься назад, сможешь все исправить?
— Что? — я ошарашенно очнулась от горьких дум. — Каким образом? Я что, Иисус Христос, бороться с мировой политикой, прекращать войны и убирать последствия применения ядерного оружия? Ты о чем вообще?
— У тебя есть шанс
Мне становится смешно.
— Какой на хрен шанс? Что исправлять? Вернуться, чтобы заново пережить смерть и боль родных и близких? Ты прикалываешься? Я похожа на мазохистку?
Мой поток истеричных возражений разбивается о непробиваемое спокойствие волчицы. Я захлебываюсь горечью своей тирады.
Каким-то образом я читаю ее эмоции и вижу, что заданный ей вопрос серьёзен. Никаких шуток.
— Как если бы ты могла. Тебе дан второй шанс. Согласие или отказ?
— Я... но что я...
— Да или нет?
В отчаянии сильно зажмуриваю глаза, перед которыми мелькают картинки. Мне видится собственная лысая голова и осунувшееся серое лицо после химиотерапии. Лица угасающих, еще совсем не старых родителей, которым я не могу ничем помочь. Ряды гробов с грузом 200, между которыми я каждый раз еле шагаю на ватных ногах, выискивая мужа и сына. Взрывы. Нескончаемые страх, стоны и плач, бесконечные ряды раненых, эвакуация...
Шумно сглатываю.
Все заново? Предотвратить это могу я? Что за бред?
Резко распахиваю глаза. Диван рядом пуст. Волчица пропала. Вскакиваю.
— Что? Не исчезай! Да! Да, я согласна! Пусть это бред. Пусть переживу заново весь этот ужас, но я воспользуюсь шансом!
Окружающее пространство подергивается дымкой и исчезает. Сознание гаснет.
* * *
Боль. Казалось бы, моя давняя знакомая, но как же она непредсказуемо коварна.
— Шо? Опять? — хотела схохмить, но тут же поморщилась.
Сознание плыло.
Знаете сколько у боли оттенков? Пятьдесят? Дважды ха-ха. Не сосчитать!
От затылка расходились пульсирующие толчки. Хорошо меня приложило... Усилием удерживаю себя в сознании. Тошно. Понимание ситуации доходит кусками.
Вокруг темнота. Сжимаю кулак, сграбастав какую-то ткань, лежу я на чем-то мягком.
Такая вонища... ничего не понимаю.
Шорох, пыхтение и металлический стук ремня заставили разлепить тяжелые веки.
Глаза начали привыкать к темноте. На мне возится мужик.
Охренеть! Тут люди мрут, а у него зачесалось. Хочу возмутиться: «Алле, дядя! Дай хоть сдохнуть спокойно!» — но вместо моего привычного голоса изо рта вырывается лишь хрип.
Мужик поднимает взгляд и тянет руку закрыть мне рот. Его грубые вонючие пальцы скользят по лицу. А меня такая злость подрывает.
Откуда только силы взялись? Кусаю его. Толкаю руками и ногами, отчего не ожидавший такого сопротивления бомжара с гулким стуком скатывается вбок и падает на пол.
Я, оказывается, на кровати. Когда меня сюда притащили? Где я? Что за урод покусился на старую больную бабку?