Экстренная связь с машинистом

Файн Катерина

М а й к и н. Да, раскосые. Можете не извиняться, я привык.

Б л о к. Нет, я не про то хотела сказать... Взгляд у вас какой-то нерешительный. И, в тоже время, заинтересованный. Как будто вы хотите о чем-то просить, и не знаете, с чего начать. Угадала?

М а й к и н. Не совсем. Хотя, близко... Если вы настоящий продюсер, я хочу показать вам кое-что.

Б л о к. Что именно?

М а й к и н. Музыку.

Б л о к. Вы сочиняете музыку?

М а й к и н. Да.

Б л о к. Для кого? Для посетителей? Чтоб им было веселее вращаться?

М а й к и н. Нет, карусель – это другое,

это совсем другое, мне сложно объяснить. Потом, хорошо?

Б л о к. Хорошо. Так, где же ваша музыка?

М а й к и н. Она там, в будке. Вы послушаете?

Б л о к. С удовольствием.

М а й к и н. Я сейчас! (убегает в будку).

О д и л л и я. Очень интересно.

Б л о к. Ты уже слышала?

О д и л л и я. К счастью, нет.

Б л о к. Почему к счастью?

О д и л л и я. Потому что не ожидаю ничего сверхъестественного.

Б л о к. Может, не стоит торопиться с выводами? Ты же понимаешь: талант не зависит от степени образования.

О д и л л и я. Может, и не стоит. Может, и не зависит... Главное разобраться, есть ли талант... У нас в подъезде жила кошка Чекушка. Это алкаши ее так прозвали. Грязная, дикая... Но за кусок колбасы такие чудеса вытворяла – Куклачев отдыхает!

Б л о к. Вот-вот... В любом случае, надо понять, как реагировать.

О д и л л и я. Восторженно, разумеется, как еще! И не срывай, пожалуйста, мой эксперимент.

Б л о к. Я и не думала ничего срывать. Наоборот – помогаю, чем могу.

О д и л л и я. Помощница... А на фига ты к его глазам прицепилась?

Б л о к. Это случайно. Ну, честное слово!

О д и л л и я. Ладно... И не будь такой резкой, договорились?

Б л о к. Попробую...

Из будки вылетает Майкин, в руках у него целый ворох магнитной пленки. Эту пленку он швыряет на головы обалдевших девушек. Одновременно с этим звучит красивая мелодия. Четверо молодых людей в плавном танце снимают пленку с девушек и развешивают на ветки. Мелодия постепенно затихает и дальше, до конца монолога Одиллии, звучит фоном. Молодые люди так же медленно исчезают в кулисах.

Б л о к. Да, это, действительно... необычно.

М а й к и н. Вам понравилось?

Б л о к. Вы еще спрашиваете! (Одиллии). Откровенно говоря, я не думала, что вы настолько талантливы.

М а й к и н. Одиллия, а вам? Вам понравилось?

О д и л л и я. Очень. Кажется, это про меня... Ваша музыка... Ваша музыка светится. (пауза). Как влюбленные глаза Маргариты, как умытый дождями весенний трамвай из советских фильмов, как маленький лучик солнца за дверью родительской спальни... Ваша музыка – наваждение, под нее хорошо вспоминать, и бояться этих воспоминаний, уносящих далеко-далеко, где на Богом заснеженной станции торгуют последними электричками, и я еду – счастливая по уши – в самый лучший на свете дом... И вот там, на краю географии, где сугробы до подоконника, вдруг понимаю, что лучшая музыка – та, которая светится – рождается где-то очень далеко от человечества, но не из воздуха и зимы, а из простого человеческого счастья...

М а й к и н. А знаете, что! Я напишу для вас балет! Прекрасный

балет для самой очаровательной балерины на свете! А вы станцуете в нем главную партию. Хотите?

О д и л л и я. Жаль, что у весов не бывает третьей чаши...

М а й к и н. Я вас не понимаю.

О д и л л и я. Я не могу согласиться, и не могу отказать.

М а й к и н. Почему?!

О д и л л и я. Я всего лишь кордебалет.

М а й к и н. Но разве вам не хочется вырваться из толпы? Выйти на авансцену, сказать людям то, о чем другие говорить не решались?

О д и л л и я. Все уже сказано, Майк! И ничего нового мы не изобретем.

М а й к и н. Неправда! Это вредная позиция. Это позиция равнодушного человека, но вы-то другая!

О д и л л и я. Да, я действительно другая... Я легкая и воздушная, как пористый пшиколад... Смайлик. Мне тут предложили в рекламе конфет сниматься. Соглашаться?

Б л о к. Обожрешься!

О д и л л и я. Вот и я так думаю... А знаете, о чем я мечтаю? Чтобы вообще никакой рекламы не было. Чтобы люди стали свободны и неприхотливы.

М а й к и н. А знаете, о чем я мечтаю? Чтобы у меня наконец-то появилась муза. (Одиллии). Я хочу, чтобы вы стали моей музой! Моей Мариной Влади!

О д и л л и я. Только учтите: на песнях Высоцкого выросло поколение романтиков, а на ваших – в лучшем случае – вырастет поколение менеджеров.

Б л о к. А чем тебе поколение менеджеров не угодило?

О д и л л и я. Примитивностью мышления. Хотя, я понимаю, что это твоя потенциальная аудитория.

Б л о к. И твоя тоже!

О д и л л и я. Возможно...

М а й к и н. Не нужно спорить! Пожалуйста!

Из-за кулис появляется четверка молодых людей в костюмах грибников. Они устремляются к будке с надписью «Касса».

О д и л л и я. О! Вот и посетители! Я же говорила – грибники! (Майкину). Вы тут их покатайте, а мы на пару слов, окей?

М а й к и н. Конечно! Может, вас проводить?

Б л о к. Нет-нет, мы сами! А вы работайте, работайте...

Блок и Одиллия удаляются в кулисы. Одиллия скачет на одной ноге, опираясь на плечо подруги. Майкин отрывает «грибникам» билеты, они садятся на карусель, начинают раскачиваться. Звучит ритмичная музыка, свет мигает в такт ритму. Карусель движется. Вдруг молодые люди срываются, подлетают к Майкину и начинают его избивать. Затем один из них залезает в кассу, вынимает деньги, и вся компания устремляется в лес... Майкин стонет от боли. Затемнение.

Второе действие

На сцену выбегает Одетта Блок.

Б л о к. Господи, Майк! Вам больно?! Что это? Кровь?! Ой, мамочки! Что же делать?

Из-за кулис, опираясь на палку, ковыляет Одиллия.

О д и л л и я. Закрой рот и звони в клинику!

М а й к и н (как бы очнувшись). Нет, умоляю вас! Только не клиника! Я останусь здесь!

О д и л л и я. Но мы же не знаем, что с вами! Может, повреждены какие-то важные органы, может, у вас внутреннее кровотечение!