Экстренное погружение
Шрифт:
Зубринский не произнес ни слова. Молчали и остальные. Шторм продолжал барабанить в восточную стену домика ледяной картечью, лампа шипела под потолком, печка, урча, пожирала брикет за брикетом, но все эти звуки только усиливали ощущение мертвой, непрошибаемой тишины, воцарившейся в помещении. Никто не смотрел на соседа, все уставились в пол.
Чувствуя, что пауза несколько затянулась, Дроздов обратился к Тяжкоробу:
– Значит, кто-то должен вернуться на «Гепард», причем немедленно. Пойду я.
– Нет! – возмутился Тяжкороб, но тут же взял себя в руки и уже спокойнее продолжал: – Вы останетесь здесь.
– Хорошо,
Это было несправедливо, но ему сейчас было не до соблюдения моральных принципов.
– Никто никуда не пойдет, – повторил Тяжкороб. – Это верная гибель. Вы не в состоянии добраться до «Гепарда». Это первое. Второе: у вас нет рации. И третье: смыкающийся лед заставит лодку нырнуть еще тогда, когда вы будете на полдороге. А если вы не попадете на «Гепард», вы никогда не осилите дорогу обратно на буровую.
– Каковы перспективы на исправление ледомера?
Тяжкороб покачал головой, не сказав ни слова. Рукавишников снова принялся размешивать суп; он, как и Дроздов, старался не поднимать головы, чтобы не видеть полных ужаса и отчаяния глаз людей с изможденными, обмороженными лицами. Но ему все же пришлось поднять голову, когда главный инженер Филатов с трудом оторвался от стены и сделал пару неверных шагов в его направлении.
– Не понимаю, – сказал он едва слышно, с трудом разжимая обожженные, распухшие губы. – Что случилось? В чем дело?
– Все очень просто, – сказал Дроздов. – Ледомер на лодке сломан. Если его не починят, командир корабля никогда не сумеет найти тонкий лед в полынье. Вот почему я хочу вернуться на лодку. До того, как она уйдет под воду.
– Я тоже что-то не понимаю, старина, – вступил в разговор Дитковский. – Вы-то здесь при чем? Сумеете починить эту самую ледовую хреновину?
– Этого не понадобится. Грубозабойщиков знает расстояние до буровой с точностью до сотни метров. Мне только надо передать ему, чтобы он в полукилометре отсюда выпустил торпеду.
– Торпеду? – переспросил Дитковский. – Он пробьет лед торпедой?
– Они наверняка пришлют самолеты, – тихо сказал Зубринский. – Мы же передали сообщение сразу, как только добрались сюда. Им известно, что буровая найдена, известно ее точное положение. Самолеты доберутся сюда за пару часов.
– И что дальше? – спросил Дроздов. – Что они тут будут делать? Болтаться наверху безо всякой пользы? Даже если с самолетов сбросят груз, то мы вряд ли его найдем. А приземлиться они не смогут. Если мы не попытаемся что-то предпринять, то все погибнем. Если же мне удастся добраться туда, есть шанс, что останемся живы. – Дроздов стал надевать свои варежки. – А не доберусь – что ж, погибнет только один.
– Вы у меня даже слезу вышибли, Андрей Викторович, – Тяжкороб вздохнул и стал натягивать рукавицы. – С таким же успехом мы можем сделать это вдвоем.
Майора это не удивило, хотя сначала старпом и говорил о том, что у них нет никакого шанса на успех: такие люди, как Тяжкороб, выдержавшие строгий отбор, в критических ситуациях никогда не согласятся перекладывать свой груз на чужие плечи.
Дроздов не стал тратить время на споры. Рукавишников тоже
– Если я не буду держать вас обоих за ручки, вы и до дверей-то не дойдете. А кроме того, за это мне уж точно дадут медаль.
– Нет, – отрезал Тяжкороб. – Здесь требуется специалист по размешиванию супа. Кто будет заботиться об остальных? Нужен хотя бы один ходячий. Нельзя думать только о себе, Серег…
Рукавишников постоял несколько долгих секунд, пристально глядя на старпома, потом вновь опустился на корточки и принялся размешивать суп.
– Ладно, остаюсь. Если вдруг Зубринский захочет облегчиться – обязательно сломает и вторую ногу… Чего вы ждете? «Гепард» нырнет в любую минуту…
Через тридцать секунд они были готовы. Тяжкороб вышел наружу первым. Дроздов обернулся и окинул взглядом больных, изможденных и раненых.
Филатов, Дитковский, Кожевников, Хитренко, Нечаев и еще семеро. Всего двенадцать человек. Хотел бы он знать, кто они, эти люди, одного из которых он бы уничтожил безо всякой жалости. Человека, который убил его друга и еще шестерых…
Потом закрыл за собой дверь и нырнул вслед за Тяжкоробом в кромешную тьму полярной ночи.
25
Еще перед дорогой они чувствовали себя страшно уставшими, если не сказать измученными. Ноги были налиты свинцом, все кости болели, казалось, еще одно усилие – и они свалятся. Несмотря на это, они почти летели сквозь воющую тьму, словно два белых призрака, скользящих по тускло белеющей снежной пустыне. Они больше не гнулись под тяжестью рюкзаков. Двигаясь с попутным ветром, шли в несколько раз быстрее и почти без усилий. Им не приходилось осторожничать, опасаясь свалиться в открытую трещину или налететь на неожиданное препятствие. Они сняли бесполезные сейчас очки и двигались резвой трусцой, а пляшущие лучи фонариков позволяли различать дорогу за пять, а то и за десять метров. Их пришпоривал острый, растущий с каждой секундой страх, что Грубозабойщиков как раз сейчас отдает приказ уйти на глубину.
Они бежали, но не слишком быстро, стараясь избежать переутомления. При низких температурах даже привычные ко всему чукчи больше, чем чумы€, боятся перенапряжения – в этих широтах оно убивает быстрее. Когда сильно напрягаешься, обязательно потеешь, а потом, когда напряжение спадает, чего избежать нельзя, пот замерзает прямо на коже. Единственный способ устранить пленку льда – возобновить движение. Поэтому они не бежали, а продвигались трусцой, стараясь не взмокнуть и не перегреться.
Через полчаса, может, чуть больше, Дроздов предложил Тяжкоробу немного передохнуть под прикрытием отвесной ледяной скалы. За последние две минуты его спутник дважды оступался и падал, хотя никакой видимой причины для этого не было. Да и у самого Дроздова ноги едва передвигались.
– Как самочувствие? – спросил он.
– Паршиво, – ответил Тяжкороб. Это было заметно: старпом дышал часто, коротко и с присвистом. – Сколько, по-вашему, мы прошли?
– Километра три, что-то вроде этого… – Дроздов похлопал рукой по ледяной стене. – Пару минут передохнем, а потом стоит попробовать забраться на этот торос. Мне кажется, он достаточно высокий.
Тяжкороб покачал головой.
– Что толку, Андрей Викторович? Пурга еще выше. «Гепард» будет не виден в этой круговерти.