Экватор. Черный цвет & Белый цвет
Шрифт:
— Что он тебе предлагал? — спросил Тайлер напрямую.
— Они, Вы хотели сказать?
— Нет, он, именно он. Санкара.
— Спросите его самого. Если я сижу перед Вами, то что Вам мешает точно так же пригласить сюда и Санкару. — Я сделал ударение на слове «пригласить».
Это почему-то разозлило Тайлера. Его и без того широкие ноздри внезапно расширились, а взгляд уставился в одну точку. И эта точка, как я успел заметить, находилась в районе моей шеи. Я почему-то с волнением поглядел на большущий костяной нож для разрезания бумаги, который лежал на столе у Тайлера.
— Эндрю, я считаю тебя своим другом. Но дружба не бывает вечной. Интересы дела всегда выше дружбы. Ты должен прямо отвечать на вопросы, а не дразнить меня своими замечаниями.
Он перевел дыхание и внезапно по-простецки хохотнул.
— А представляешь, что с тобой могло произойти, если бы в заведении твоего русского друга тебя бы нашли с камнем в руке? Маленьким, блестящим и очень холодным? Ага, Эндрю? У нас ведь законопослушная
Знаете, как это делается в Африке? Вы идете по улице, и к вам внезапно пристает какой-то оборванец, который предлагает купить необработанный алмаз. Вы не верите первому встречному. Ну, конечно, конечно, не верите, вы же умный человек, и не собираетесь купиться на жалкий трюк торговца воздухом. А, собственно, зачем он вам это предлагает? Вы же опытный «африканец», сотрудник миссии ООН или просто флибустьер, искатель легких заработков. Вы не можете стать жертвой столь жалкой провокации. Ведь дома вас неоднократно предупреждали — вывоз драгоценных камней карается сроком от двух до пяти лет рудников, где эти алмазы добываются. Нет ужаснее места на Земле, чем алмазный прииск. Я часто пролетал над ними на вертолете, и всякий раз, когда мы приближались к месту добычи алмазов, я просил пилота снизиться и сделать круг. Увиденное впечатляло. Десятки, а может быть, сотни людей, стоят по колено в воде, в желтой густой жиже, и что-то извлекают из мутных луж. Поначалу кажется, что они черпают грязь, коричневые комья грязи. Но где-то в середине этой субстанции прячутся алмазы. Мне казалось, даже сюда, в пилотскую кабину, дотягивается жуткое зловоние кошмарной жижи, из которой рождаются украшения. Дорогая обертка для самых привлекательных и притязательных женщин этого мира. Если б знали они, сколько грязи и крови налипло на их бриллиантах! Ну, а даже, если б и знали, что тогда? Отказались бы носить украшения? Они же носят на себе шкуры безвинно уничтоженных животных, и ничего — угрызения совести их, в большинстве случаев, не мучают. Исключение — только борец за права животных Бриджит Бардо, но это у нее реакция на затянувшийся климакс. Я, глядя с высоты птичьего полета на алмазные копи, не знал, да и не хотел знать, подробностей той мясорубки, в которую превратило рудники либерийское правительство. Из тех, кто готов был добровольно работать на рудниках, в стране не осталось никого. Поэтому для добычи алмазов стали привлекать каторжников. Он жили в сараях, по сравнению с которыми бараки Освенцима казались чем-то вроде уютной гостиницы. Кормили каторжников исправно, но только один раз в день в обед. Давали полкило кукурузного хлеба и миску похлебки, полупрозрачного варева из несвежей фасоли. Двенадцать часов в день каторжанин проводил по колено в желтой зловонной жиже, которую я, впрочем, уже живописал. Три года на рудниках это был предельный срок для любого человека. Пять лет не выдерживал никто. Рудники постоянно испытывают недостаток в рабочей силе, поэтому людей сюда загоняли обманным путем, например, случайный прохожий здоровался с тобой за руку на улице, и у тебя в ладони оказывался вдруг маленький кусочек алмаза. Провокатор обычно зажимал его между пальцами и во время рукопожатия оставлял в твоей руке. Едва успев обнаружить камень, ты удивлялся дважды — внезапной находке и наручникам, что в следующий момент смыкались на твоих запястьях. Соглядатаи Тайлера контролировали эту операцию для того, чтобы потом обвинить любого неугодного в попытке контрабанды алмазов. А это, как раз, и карается либерийскими законами на срок до пяти лет в местах непосредственной добычи алмазов. Вот об этом-то и хотел напомнить улыбающийся Тайлер. Вот только странно, что ведет он разговор явно не по ранжиру. Так говорить под стать какому-нибудь полисмену-вымогателю, а не президенту страны. Мелко, Чарли, мелко. Или ты, как всегда, говоришь не о том, о чем думаешь?
— Жан-Батист Санкара, так мне его представили, — говорю я Тайлеру. — По версии... по версии Вашего чиновника, в кабинете которого мы встретились, это чуть ли не официальный представитель Вашего коллеги из Буркина-Фасо.
— А в чем заключался смысл ваших с ним переговоров?
— Ваше Превосходительство, — я почти искренне возмутился, потому что разговор в кабинете президента действительно походил на какой-то полицейский допрос. — Зачем Вы меня проверяете? Пусть Ваши люди все узнают у него самого. И у Томаса Калибали, его, по-моему, не стоит большого труда разговорить.
Тайлер пожал плечами, хмыкнул и снова взял со стола бумагу.
— Калибали, как следует из полицейского отчета, — вот он, лежит у меня на столе, — обвинялся в нелегальном пересечении границы Республики Либерия, временно укрывался в помещении авиакомпании Эйр Лайберия. В момент задержания так испугался ответственности, что скончался на месте от сердечного приступа. Его сообщник, представитель либерийской авиакомпании, был задержан, но покончил жизнь самоубийством, выбросившись из окна Сезар Билдинг. С ними, предположительно, находился еще один нелегальный иммигрант, но ему удалось скрыться до прибытия сотрудников полиции и иммиграционной службы. Вот так, мой дорогой Виктор.
И Чарльз Тайлер бросил на стол бумагу, на которой и была написана вся эта чушь.
— Ваше Превосходительство, Вы же прекрасно понимаете, что все было абсолютно
— Ты прав лишь наполовину, Эндрю. Относительно Калибали. А этот... который наш, он действительно выпрыгнул из окна. Причем, сам. Что его напугало, больше смерти? Что заставило сделать его шаг в пустоту? Я не тешу себя иллюзией относительно моего народа. Я реалист. Ни один человек в этой стране не станет ради меня жертвовать жизнью, а тем более выпрыгивать из окна из-за угрозы ареста. Вот что меня волнует и вот что делает эту историю делом государственной важности и национальной безопасности. И вот почему ты здесь. Ты единственный, кто видел их втроем. И ты знал, кто был третьим.
— И Вы знали?
— Нет, почему? — искренне удивился Тайлер.
— Ну, как же, Вы же назвали его имя.
— Это ты его назвал. А я лишь повторил вслух. Итак, Жан-Батист Санкара.
— Послушайте, Ваше Превосходительство, я все понимаю. Но не понимаю лишь одного. От Цезарь Билдинг до русского кабака полчаса ходу. Неужели все, что Вы описали, вот эти прыжки из окна и сердечные приступы, все это произошло за полчаса? И, главное, как Вы,... — и тут я закашлялся, потому что неправильное, ненужное слово произнес, — как они успели уговорить Григория напоить меня?
Президент сложил губы уточкой, мол, «ничего тут не поделаешь». У него и впрямь была обезьянья мимика.
— Да, все это случилось за полчаса. А что касается Григория, то ты ведь знаешь об этом чудесном изобретении. — И Тайлер приподнял трубку черного телефона, который стоял у него на столе.
— Времени на уговоры было потрачено ровно столько, сколько нужно, чтобы произнести одно лишь слово. «Мезень».
Он меня по-настоящему удивил. Его полиция, оказывается, может работать оперативно. Если захочет, конечно. Но самое удивительное открытие заключалось в другом. Я думал, что ему ничего не известно о Гришином деле. Президенты не занимаются ворованными кораблями. Впрочем, это у нас. А у них, судя по всему, президент может «тереть терки» на уровне участкового, который в жизни больше ста долларов одновременно и не видел. «Болван, не удивляйся и не ври себе,» — услышал я свой внутренний голос. — «Ты знал это с самого начала, когда затеял в этой стране свой бизнес.» Этот странный президент, несомненно, знал о деле Григория. Поэтому мое участие в истории с его пароходом теряло всякий смысл. Как только Волков услышал в трубке название своего корабля, он, скорее всего, сразу понял, что я ему не помощник. Сволочь! Он и впрямь стал настоящим африканцем, ругался я про себя. Его дырявый пароход ему дороже, чем человек, который спас его от смерти. И я еще выслушивал эти его дурацкие сказки про Банановый Остров и про вечную молодость. А вот хрен он получит назад свой корабль! Я сам спалю его лохань, своими руками, даже если этот Тайлер сожрет меня на обед. Но не сейчас спалю, а чуть позже. Я парень добрый, но хитрый, и память у меня хорошая. Поэтому вычеркнем пока Григория Волкова из числа моих верных друзей.
— Так вот, что касается Жан-Батиста, — сказал президент. — Как выглядело его предложение?
— Ваше Превосходительство, это не было предложение. Это нельзя назвать предложением. Это просто мысли вслух.
— И о чем же он думал?
— Об обмене.
— Что на что менять?
Я выдержал паузу, которой мог бы позавидовать премьер Большого Драматического в Питере.
— Билет в Гбарполу на билет в Уагадугу.
Гбарполу — это название местности, над которой кружил мой аэроплан. Ничего хорошего там не было, кроме желтых ям с гнилой водой. И алмазов среди комьев вонючей глины. Конечно же, Тайлер понял, о чем идет речь. И понял даже гораздо больше, чем было сказано. Он задумался, но лишь на мгновение.
— Я так понимаю, что речь идет о послевоенном времени.
Молодец, что и говорить! Все-таки, президент, а не дворник какой-нибудь или кухарка. Может быть, он и не понял, в чем конкретно состояло предложение этих двоих представителей соседней страны, один из которых исчез в неизвестном направлении, а другой вообще закончил свое существование. В моем коротком пояснении он ухватил самое главное, суть сказанного в полутемном офисе его неверного раба: где-то там, далеко, за морями-океанами, его, хозяина страны, уже приговорили и списали со счетов. Его тюремный срок уже определен и математически просчитан. Его заслуги перед мировой демократией дифференцированы, а ответственность интегрирована в общий план развития региона. Даже если он с ним не согласен, его всегда можно вычеркнуть простым движением руки. И я это понял. Но я пока что на его территории. И пока что на президентском столе лежит костяной нож для разрезания бумаги.
— Знаешь, откуда на земле взялись алмазы, Эндрю? — загадочно спросил президент.
— Ну, — говорю, вспоминая свои скромные познания в геологии, — ученые считают, что на Землю их занесло из космоса. Взорвался алмазный метеорит, рассыпался в атмосфере, и поэтому местами бриллианты лежат так близко к поверхности.
— Это вы так говорите. А мы знаем, что все было по-другому.
По выражению лица президента, я понял, что сейчас мне придется выслушать еще одну бесконечную легенду. Вторую за эти долгие сутки. К счастью, притча оказалась короткой.