Эквей. Одна из пяти
Шрифт:
Эквейт во время моей тирады хмурился всё больше и больше. Даже в темноте я это видела, но остановиться не могла. Мне очень хотелось узнать первопричину его поступка.
– Я не убийца, ива.
– Это не убийство.... Это бездействие. Делать то вам ничего не пришлось бы, я сама нарвалась на них... Вас и не обвинили бы ни в чём.
– Вы действительно считаете, что я способен на такое?
– он отвернулся, вновь уставившись перед собой, и тяжело вздохнул.
– Я не убийца и не собираюсь избавляться от вас, тем более таким образом.
–
– Действительно, вы не думали, - Дерион резко повернулся ко мне. А глаза стали совсем чёрными, тёмными, жуткими.
– Тогда встречный вопрос: почему вы ринулись спасать меня? Втащили сюда, наложили швы, остановили кровь, перевязали... Зачем такие сложности, ива? Чего проще - оставили бы там, подождали совсем немного, пока горхи растерзают меня на части, и вызвали бы спасателей... Выполни вы мой приказ, и путь к Князю открыт.
Последние слова Дерион словно выплюнул мне в лицо.
Что же он ответил мне тем же. Откровенность за откровенность.
– Выходит, мы с вами оба ошибались в отношении друг друга, - подвела итог я.
– Может быть... Но я рад, что оказался не прав.
– Простите... и спасибо за то, что спасли меня.
Он промолчал немного, но всё-таки ответил:
– И вам спасибо, что спасли меня, ива Переславцева.
Тон, конечно, холодноват, но прогресс налицо.
– Мир?
– робко улыбнулась и осторожно протянула ему руку.
И тут случилось нечто!! Немыслимо - ив Дерион улыбнулся. Не злобно, без ехидства, не презрительно, а искренне и весело. А в глубине тёмно-синих глаз сверкнула яркая лазоревая искорка. Ярко так сверкнула и почти сразу исчезла, будто её и не было. Может, действительно её и не было, а я её выдумала? Такое ощущение, что лазоревый цвет мне теперь везде мерещится, даже там, где его по определению быть не может.
– Мир.
И наши руки соприкоснулись в рукопожатии, и ив Дерион с почтением сжал мою ладошку.
Нет, электрического разряда, бегающих мурашек по коже не было, дыхание не перехватывало, и от страсти я не сгорала, просто от этого прикосновения на сердце стало неожиданно тепло и спокойно.
– Думаете, мы сможем их дождаться?
– Думаю да, ива Переславцева.
– Алексия.
– ...
– Зовите меня Алексия. В конце концов, мы с вами там много пережили вместе, - криво усмехнулась я.
– Спасли друг другу жизнь, можем и перейти на «ты».
Он внимательно изучал моё лицо в полумраке, словно хотел прочитать мысли и кивнул.
– Хорошо... Алексия.
Ну, подумаешь, он произнёс моё имя. Ну, слегка растянул гласные, словно попробовал на вкус, как терпкое вино... И меня совершенно не тронули эти хриплые мягкие нотки, эта чувственная улыбка на припухлых губах... И мурашки по телу и внезапно ставшая чувствительной грудь с набухшими сосками -
– Замёрзла?
– Замёрзла.
Он вновь улыбнулся и, повернувшись ко мне всем корпусом, быстро подтянул моё кресло к его.
– Что вы делаете?
– просипела я испуганно, когда я оказалась между его расставленных ног и попыталась слиться со спинкой.
– Мы же на «ты».
– Угу. Так что ты делаешь?... Ой.
Его ладони, неожиданно горячие, почти обжигающие, осторожно обхватили мои ноги, и слегка притянули их к себе. А потом медленно, осторожно принялись растирать мои озябшие конечности, посылая тепловые заряды по всему телу от пальцев до колена и обратно.
– Будем греться.
– Но...
– Тс... Успокойся и не дергайся, ты вся ледяная, ноги как ледышки.
Растерев одну ногу, он тут же принялся за другую. И ведь грань приличия не перешёл, никаких лишних движений, взглядов, ничего такого, что могло уличить его в соблазнении, но моё тело реагировало на него совсем по-другому. И мне это совсем не нравилось, я просто не знала, что с этим делать и как дальше себя вести. Практически весь последний месяц мы грызлись, как два голодных горха, едва выносили друг друга, хотя в последнее время наметился прогресс в общении, но такая резкая перемена настораживала.
Нет, конечно, Дерион красив. Очень красив, как собственно и все эквейты, но в тоже время он сильно от них отличался, и дело было не только в том, что он всё время носил чёрное. Дело было в чём-то другом, и я никак не могла понять в чём, хотя думала об этом. А думала я о нём часто, даже больше, чем это было позволительно в нашей ситуации. Не было ни одного вечера, чтобы, расположившись на кровати в своём номере, я не вспомнила о Дерионе и не пыталась разгадать этого несносного эквейта.
Дерион интриговал меня, заставлял думать о нём, анализировать, вспоминать наши встречи, наши ссоры. На него я давно уже не злилась, негатива не было, и скажу больше, он мне начинал нравился. Может, это стокгольмский синдром во всей красе?
Тем временем, эквейт закончил растирать мне ноги, ещё ближе притянув их к себе, положил на своё кресло и обхватил своими бедрами.
Господи ты, боже мой!!!!! Да ему и делать уже ничего не надо, я и так вся горю.
– Так теплее, - невозмутимо ответил он на мой невысказанный вопрос и потянулся к мои рукам.
Я даже дышать не могла, наблюдая за его осторожными прикосновениями, и то, как он сосредоточенно растирает мои ладони, утонувшие в его больших и сильных руках, наклоняется и согревает их своим дыханием, окончательно снесло мои внутренние эмоциональные заторы. Кровь гулко стучала в висках, и сердце заходилось, как ненормальное. И мне казалось, что он тоже слышит этот грохот и понимает, что я сейчас чувствую и испытываю.