Экзамен по социализации
Шрифт:
– Почему? – произнес Макс, чуть повысив голос. Для него даже такая реакция означала, что он крайне расстроен. – Я ведь сильнее.
Сан Саныч терпеливо объяснил:
– А они тут стоят не потому, что сильнее, а потому что страшнее. Понимаешь? Их вид должен устрашать – и тогда драк не будет.
Макс подумал над этим, но потом был вынужден согласно кивнуть. Тем временем хозяин ночного клуба продолжил:
– А разве ты сможешь вызвать такой же страх? Твою силу узнают только после того, как ее испытают – это мне не подходит.
Черт, а ведь он был прав.
– Приходи ко мне, когда тебе исполнится восемнадцать. Думаю, я смогу найти для тебя работу. Но до тех пор, сделай одолжение, побереги себя. Например, никогда не садись в машину к незнакомым людям.
Раздосадованный Макс хлопнул дверью и исчез в темноте, даже не попрощавшись. Сан Саныч продолжал смотреть в окно, размышляя. Нет, этот ребенок его не просто удивил – поразил. И не только своей невероятной силой и навыками бойца из какого-нибудь постановочного азиатского фильма, а скорее, мертвыми глазами на детском лице.
Мира развалилась на переднем сиденье, живописно уперев ноги в лобовое стекло. Такой отличный кадр сделал бы честь любому порнофильму. Она играла в какой-то тетрис-шарики-змейку на телефоне. Я уселась сзади, а Макс занял место за рулем – и только после этого Мира соизволила обратить на нас внимание.
– Ну как, брат? Все нормально?
Это она его спрашивает о туалетном минете? Очень интересные у них взаимоотношения.
– Терпимо, – ответил ей Макс. – Куда вас везти?
– О, Даша, а где твои очки? – Мира просунулась между сиденьями и пристально меня рассматривала. Но, не дождавшись ответа, добавила: – Какое у тебя зрение?
– Минус один, – ответила я, радуясь, что никто вроде бы не собирается настаивать на разборе моей последней драмы. Объяснять им ничего не хотелось – все равно ведь не поддержат. – А что?
– То есть не слишком плохое. Ты ходишь в очках постоянно?
Что за интерес к моей очаровательной миопии слабой степени?
– Нет. Ну, дома могу надеть – телевизор посмотреть или за компом, а так – нет необходимости.
Мира прищурилась:
– А в школе я тебя до сих пор ни разу не видела без очков! Вообще ни разу. О чем это говорит?
– О чем это говорит? – мяукнула я ей в тон с неприкрытым ядом.
Макс, видимо, тоже не понимавший смысла допроса сестры, повернулся ко мне. И произнес:
– О.
– Господа Танаевы, вы охренеть какие странные, – ответила я обоим.
– Это да, – согласилась Мира, – но сейчас о другом. Глазки-то у тебя какие красивые, ресницы длинные. А не красишься почему?
– Чтобы тушь со слезами по всему лицу не растекалась после очередной стычки с любимыми одноклассниками! – разозлилась я.
– Не-е-ет, – протянула Мира. – Это твоя защитная реакция, чтоб внимание поменьше привлекать.
Вместо ответа я попыталась испепелить ее взглядом.
– О, – повторил Макс задумчиво. – Хороший цвет глаз. Как-то не замечал раньше.
Мира вдруг захлебнулась воздухом и со всей силы хлопнула его
– Брат! Даже не смей! Даша моя подруга.
Макс равнодушно кивнул и снова отвернулся к лобовому стеклу. Наверное, в этом разговоре был какой-то глубокий смысл, уловить который мне никак не давала накопленная усталость. Хотелось скорее домой – от всего, ото всех. Но приличия ради я уточнила:
– А эта фигня что должна означать?
Мира обреченно вздохнула и соблаговолила пояснить:
– У Макса психическое отклонение – он помешан на сексе.
Не слышала о таком отклонении. Но тем интереснее.
– В общем, все дышащее, слышащее и издающее звуки находится в опасности. Ну чего ты улыбаешься? Я, вообще-то, серьезно! Психолог говорил, это потому, что у нас матери не было, ну там чего-то как-то… стремление к человеческому теплу, к ласке, которой в детстве не было, у него вот в такую гипертрофированную форму вылилось. Нам и из Москвы, может, уехать пришлось, потому что добрая ее треть уже знакома с моим братом ниже пояса, – Мира рассмеялась собственной шутке, но Макс ее веселья не поддержал. – Но заодно, вопреки предположениям психолога, в эмоциональную привязчивость это не выросло. Как раз наоборот – чрезмерной эмоциональностью мой брат не отличается. Макс, хоть с одной девицей у тебя было два раза?
Макс почесал указательным пальцем висок и отвернулся к боковому стеклу, демонстрируя, что разговор его не касается. Очевидно, сестра не раз уже доставала этим. Я распахнула глаза:
– Серьезно, что ли? Но ты же никого не насилуешь, Макс? – я посчитала, что имею моральное право уточнить эту мелочь.
– Пока необходимости не было, – буркнул он.
– Ну… ладно. Теперь понятно, что там с Яной… – пробормотала я, чтобы хоть что-то сказать на такое откровенное признание.
– С Яной? – видимо, Мира не знала, кого конкретно имеет ее брат в каждый дискретный отрезок времени. – Ясно. Но Дашу не трогать! Понял?
Это меня уже возмутило:
– Что это значит? А Даша тут что, грелка безмолвная? Даша не может сама отказать? – неужели они меня считают жертвой до такой степени?! – И уж прости, Макс, но ты не производишь впечатления красноречивого Дон Жуана, который способен уболтать любую!
Он не ответил, поэтому я решилась добавить. Откровенность за откровенность:
– И вообще, я девственница! Понятно? Это значит, что я не стала бы отсасывать в туалете малознакомому парню, а в постель лягу только с любимым и уж точно… не с тем, кого треть Москвы… ниже пояса!
– Я тоже! – удивила Мира. – В смысле, тоже девственница и тоже считаю, что секс допустим только с очень близким человеком!
– Пф, – не выдержал Макс. – Нашли, чем гордиться. Обе. Ты, – он обратился к Мире, – девственница только потому, что моя сестра. А ты, – это уже мне, – потому что подруга моей сестры. Точка. Радуйтесь пока, если это вообще повод для радости. Куда вас везти, клуши невинные?
Мира тут же переключилась:
– По магазинам!
Но я слишком устала. Меня не хватило бы даже на то, чтобы составить Мире компанию.