Экзорцист: Проклятый металл. Жнец. Мор. Осквернитель
Шрифт:
Процитировал, ни на что особо не надеясь, но секретаря его преосвященства оно проняло. Он кисло взглянул на меня и сгладил свое заявление:
– Никто ни к чему вас не принуждает. Я просто прошу прислушаться к голосу разума и позаботиться о спасении собственной души.
– Об этом и в самом деле стоит подумать, – произнес я, с облегчением переводя дух.
– Вот и подумайте! – скорчил секретарь недовольную гримасу и вялым взмахом узкой ладошки дал понять, что аудиенция окончена. – Идите! Отец Вильям обо всем позаботится.
Позаботится?
В некотором замешательстве я покинул приемную и вышел в коридор к дожидавшимся меня монахам.
– Следуйте за нами, – сразу заявил один из них.
По спине побежали колючие мурашки, но я охватившего меня беспокойства никак не выказал и отправился на встречу с отцом Вильямом.
Экзорцист дожидался меня в небольшой часовенке.
– Просто омерзительно, сколько скверны вмещает ваша душа, – скривился новоявленный куратор, взирая на меня с высоты своего роста. – Никак невозможно официалу ордена показаться в таком состоянии на людях!
– Остаюсь на всенощную? – с печальным вздохом предположил я.
– Именно так! – подтвердил отец Вильям и под звон серебряных колокольцев долгополого кожаного одеяния первым преклонил колени.
До заутрени я еле дотянул. Голову заполонил туман, глаза закрывались сами собой, и все силы уходили лишь на то, чтобы в очередной раз не клюнуть носом. Поясница затекла, колени нестерпимо ломило, но – надо отдать должное затее куратора – душу перестал жечь ледяной огонь Скверны, бесы угомонились, а сознание очистилось от предчувствия грядущих бед и несчастий. Бездна отпустила меня.
Бездна отпустила, отец Вильям – нет.
– Мы еще не закончили, – заявил он, когда я вышел из часовенки, не чувствуя под собой ног.
– Что еще?! – вырвалось у меня на редкость резко и зло.
Долговязый экзорцист ответил не менее жестко:
– Если ордену нужен собственный бешеный пес, ничего не могу с этим поделать. Но я не стану выпускать его к людям, не нацепив намордник!
– Полегче! – потребовал я и стиснул кулаки. – Что за намеки вы себе позволяете?!
– Никаких намеков! – оскалился куратор. – Я не готов нести ответственность ни перед орденом, ни перед Святыми за те мерзости, которые вы способны натворить с помощью своих противоестественных способностей. И намерен положить этому конец!
– И каким образом, интересно знать? – прищурился я и, памятуя о дежурившем в доме Берты экзорцисте, едко поинтересовался: – Монашка ко мне приставите?
– О нет! – буквально выплюнул в ответ отец Вильям. – Если начистоту, будь моя воля, давно бы изолировал от общества не только вас, но и Берту Морянек, эту замаранную Тьмой блудницу! Домашний арест для нее – просто насмешка над правосудием! И когда будет доказано, что она причастна к исчезновению подопечного, этого отродья… этого… этого…
Стоило бы молча выслушать разнос, но не стерпел. Слишком привык вести дела с отбросами, которых
– Полегче на поворотах, святой отец, – мило улыбнулся я куратору, хотя внутри все так и клокотало от злости. – Пути Святых неисповедимы, и люди порой умирают так… внезапно. Следите за давлением, святой отец. Вы ведь не хотите покинуть этот мир раньше отмеренного свыше срока?
Лицо экзорциста налилось дурной кровью, но он пересилил себя, несколько раз глубоко вздохнул и уже совершенно спокойно уточнил:
– Это угроза?
– Что вы! Это искреннее беспокойство о здоровье непостороннего человека. Вы заботитесь обо мне, я проявляю заботу о вас. Таким образом, мы приносим гармонию в этот несовершенный мир, не так ли?
Отец Вильям лишь презрительно фыркнул и зашагал по коридору.
– Следуйте за мной, официал Март! – потребовал он.
Пришлось повиноваться.
Для начала мы спустились в подвал, оттуда попали в какие-то совсем уж древние катакомбы с неровной кладкой каменных стен и вскоре очутились в каморке с низеньким закопченным потолком и засыпным полом. Раскаленный воздух плыл там и колебался, обжигая жаром, но одетого лишь в шаровары и кожаный фартук кузнеца это нисколько не смущало.
А я так сразу взмок.
– Готово? – с порога спросил отец Вильям, не проходя внутрь.
Мастер кивнул и выложил на верстак собранный из серебряных щитков браслет. Каждую его пластину украшал символ Изначального Света, и я с подозрением уставился на своего новоявленного куратора:
– Это еще что такое?
Ответил не экзорцист, ответил кузнец.
– По мере того как браслет будет наполняться скверной, серебро станет чернеть, – пояснил он и потребовал: – Вашу руку.
– Зачем еще? – облизнул я враз пересохшие губы.
– Либо так, либо в монастырь, – прямо заявил куратор. – И поверьте, у меня есть на то полномочия.
«Отец Вильям обо всем позаботится», – припомнились прощальные слова секретаря его преосвященства, и с тяжелым вздохом я протянул кузнецу руку. Мастер приложил к моему запястью разомкнутый браслет, что-то в нем сдвинул, на миг почудилось, будто серебро потекло, становясь монолитным обручем, и тотчас кожу обжег нестерпимый холод! Бесчисленными колючками он вонзился в кость, стылым онемением растекся по предплечью, потом поднялся выше и заморозил шею.
Раскаленный воздух враз перестал согревать, я рывком высвободился и едва удержался от того, чтобы не сунуть руку в жаровню.
– Сейчас пройдет, – пробасил кузнец.
Я только выругался:
– Чтоб вас! Чтоб вас всех! – И потребовал у куратора объяснений: – Что еще за фокусы?!
– Никаких фокусов, – улыбнулся тот, отступая в глубь коридора. – Экзекуторы сжигают своих оступившихся братьев на костре, мы же даем раскаявшимся грешникам шанс начать новую жизнь. Праведную жизнь, жизнь без прегрешений.