Экзорцист: Проклятый металл. Жнец. Мор. Осквернитель

Корнев Павел Николаевич

Обеденное время; в такой зной даже самый дурной хозяин работников на солнцепек не погонит.

Тогда я откинул крышку карманных часов, глянул на циферблат и недобро усмехнулся.

Скоро уже.

– Чего ты ждешь? – крикнул мне от ворот Густав Сирлин.

– Полдня, – ответил я. – Я жду полдня.

– На кой? – возмутился чернокнижник, который слишком давно покинул Святые Земли и уже подзабыл некоторые заведенные у нас порядки.

Пускаться в долгие объяснения я не стал и лишь коротко бросил:

– Увидишь. – Потом я внимательно оглядел

окруженное высоким каменным забором строение через дорогу и указал Густаву на боковую калитку: – По моей команде пусть выбьют дверь. Только надо все сделать быстро, чтобы не опомнились.

– Справятся, – пообещал Густав. – Но почему не прямо сейчас, чего ты ждешь?

– Сказал же – полдня.

Я перешел через дорогу и спрятался от палящих лучей зависшего в зените солнца в тени ограды пакгауза, арендованного Клаасом для похитителей.

По всему выходило, что склад этот давно заброшен, только необитаемым он не был совершенно точно. Оттуда тянуло Скверной. Едва-едва, но понимающий человек никогда не спутает эдакую могильную стылость с идущей от кирпичной кладки прохладой.

Внутри было полным-полно бесноватых.

А значит, и Берта с Леопольдом тоже здесь…

Не без труда подавив невольную дрожь, я зажмурился и усилием воли выдернул из глубин души беса, заточенного там последним. Нечистый этот к товарищам по несчастью еще толком не прикипел, да и частью меня сделаться не успел, поэтому совладать с ним оказалось относительно легко.

Но именно что относительно. Уж поверьте, приятного мало, когда внутри тебя движется колючий стальной шар, с мясом и кровью вырывает воспоминания, дробит кости и рвет своей нереальной тяжестью жилы.

Упершись лбом в кирпичную кладку, я тихонько замычал, но продолжил давить порождение Пустоты, пока сама суть его не сконцентрировалась в моей правой кисти. Вслед за нечистым протянулись жгуты Скверны, они дрожали и резали сотнями призрачных струн.

Смахнув с лица выступившую в уголке глаза капельку крови, я стиснул онемевшие пальцы в кулак и усиливал, и усиливал хватку, сдавливая холодную скользкую гадину. Было больно и мерзко, но мне нужен был козырь. Если угодно – бес в рукаве.

Да! Именно так! Бес в рукаве, мать его!

Один раз Марк Бонифаций Тарнье застал меня врасплох; второй раз подставляться я не собирался. У меня был план.

Однажды в Леме брат-экзекутор своей молитвой едва не вышиб из меня дух, и тогда я, словно гарпун, швырнул в него беса, а когда порождение Пустоты угодило в цель, обратным рывком выдрал его вместе с душой монаха. Сработало с экзекутором, сработает и с экзорцистом.

Только бы дождаться полудня…

Понемногу онемение распространилось с кончиков пальцев на всю кисть, но тут по улице прокатился отголосок колокольного звона, и дрогнувший в кулаке нечистый враз перестал сопротивляться.

Раз!

Я дал отмашку, и рабы Густава беспорядочной толпой рванули через дорогу.

Два!

Первый язычник скинул

с плеча увесистую кувалду и со всего маху шибанул ею по ржавому замку калитки. Та с жутким грохотом распахнулась, и под третий удар отбивавшего полдень колокола я ворвался во двор склада. В тени пакгауза замер бесноватый, но он даже дернуться не успел: колокольный звон сбил с толку порождение Бездны, и то на какое-то время просто выпало из окружающей действительности.

Я в один миг оказался рядом и хлопнул его по лбу:

– Изыди!

Урод с зашитыми глазами и ртом рухнул навзничь, шибанулся спиной о верхнюю ступеньку крыльца и скатился на землю. Готов.

Четыре!

Я перескочил через безжизненное тело, толчком распахнул незапертую дверь и очутился в темном коридоре. Пятый удар колокола проник сюда через узенькие окошки под потолком лишь приглушенным отголоском, и потому прятавшиеся внутри от палящих лучей солнца бесноватые среагировали на мое появление без промедлений и заминок.

Они споро перегородили проход – шесть! – и всем скопом кинулись в атаку, но я вскинул левую руку и толкнулся им навстречу собственной скверной. Обычный человек не почувствовал бы ровным счетом ничего, а одержимых разметало в разные стороны, и они сломанными куклами распластались на грязном полу.

Семь!

На ходу разминая онемевшие пальцы, я побежал по коридору и сразу уткнулся в тупик с уходящей на второй этаж лестницей.

Туда? Туда!

Восемь!

Между этажами на меня накинулся очередной слепец; я легко увернулся и спихнул его прямиком к бежавшим следом пахартцам. Тяжелые тесаки с чавканьем врубились в живую плоть, и сразу легкой дрожью в затылке отозвался девятый удар.

Я взлетел по лестнице и с разбегу толкнулся в дверь. Толкнулся – и отлетел обратно.

Заперто!

Звякнули десятым ударом пыльные оконца лестничной клетки; я подался назад для нового рывка, но тут подоспел раб с кувалдой. Он двумя мощными ударами выломал запиравший дверь изнутри засов и отступил вбок, освобождая проход.

Одиннадцать!

Я заскочил в комнату и, хоть с начала штурма не прошло и минуты, Марка Бонифация Тарнье врасплох не застал.

– Какая неожиданная встреча! – рассмеялся тот, кочергой вороша в открытой печурке бумажный пепел.

– Сволочь! – выругался я и под гул двенадцатого удара швырнул в экзорциста своего беса.

Полыхнуло так, что на миг ослепило глаза!

Туманной тенью мелькнувший через комнату нечистый вспыхнул нестерпимым сиянием и в мгновение ока сгорел без следа, а жгут Скверны впустую рассыпался искрами призрачного огня.

– Чтоб тебя разорвало! – невольно вырвалось у меня.

– А чего ты ждал? – недобро усмехнулся в ответ Марк. – Я экзорцист, не забыл?

Отвечать ему я не стал. Выхватил нож, отшвырнул в сторону перегородивший дорогу стол и бросился на экзорциста, но меня тотчас пронзила столь лютая боль, что от падения удалось удержаться, лишь опершись на спинку случайно подвернувшегося под руку стула.