Экзорцист: Проклятый металл. Жнец. Мор. Осквернитель
Шрифт:
Пусть не всю, но хватит и этого.
– Что ты сделал?! – взвыл он, продолжая яростно отплевываться. – Что это было?!
– Яд, – коротко объяснил я и, потеряв интерес к пленнику, поторопил Хмурого: – Возвращайся как можно скорее. И раздобудь где-нибудь золотую фиксу.
– Вы будете здесь?
– Да, придется задержаться.
Головорез вышел, а Валентин судорожно сглотнул и спросил:
– Решил посадить меня на короткий поводок? Если не стану плясать под твою дудку, не дашь противоядия?
Я задумчиво поглядел на
– На самом деле нет. Через пару минут зелье вызовет паралич, и следующие несколько часов станут последними в твоей жизни.
– Но зачем?!
– Око за око? – с вопросительной интонацией произнес я, обращаясь непонятно к кому, и сам себе ответил: – Нет, Валентин, все намного прозаичней. Я прагматик, знаешь ли.
– Без меня тебе не подобраться к герцогу! – прошептал Дрозд немеющими губами. – Он все выяснит… тебя найдут… всех вас…
Я невесело рассмеялся и повернулся к Эдварду Роху, озадаченному происходящим ничуть не меньше усача.
– Вы же с ним договорились, нет? – перехватив мой взгляд, не стал скрывать тот своего недоумения.
– Скорее нет, чем да, – ответил я и спросил: – Надеюсь, ты набил руку на Клаасе?
– О! – в немом изумлении уставился на меня лучник. – Ты предлагаешь…
– Мне нужно его лицо. Его живое лицо.
Эдвард взволнованно соскочил с лавки, забегал из угла в угол и начал сыпать кучей подробностей. Потом сообразил, что мне это ни о чем не говорит, и перешел на более понятный язык.
– Понадобится бочонок объемом в полведра и один из клинков. Лучше тот, что перекован в скальпель, им работать сподручней. – После лучник с подозрением покосился на замершего в полной неподвижности Валентина и уточнил: – Он ведь не станет дергаться?
– Не станет. Будешь… оперировать его прямо здесь или придется переложить на лавку?
Эдвард отогнул голову усача назад, оглядел его со всех сторон и решил:
– Здесь. Так я возьму клинок?
– Бери.
– А бочонок?
Я выглянул в коридор, велел стоявшему там бесноватому отыскать какую-нибудь подходящую посудину и вновь вернулся к лучнику.
– Ты ведь не напортачишь, Эд?
– С твоим помощником у меня все бы получилось, – поежился Рох, – не хватило только подходящего инструмента. Да и нервничал тот чрезвычайно, дергался. А сейчас другое дело!
– Мне нужно это лицо! – повторил я и провел пальцем по шее усача, отмечая оставленный захлестнувшей ее веревочной петлей шрам. – Снимать начни отсюда.
– Как скажешь. Но эта ссадина…
Я осмотрел кровоподтек, оставленный прикладом арбалета, и поморщился:
– Сделай с ним что-нибудь…
– Попробую. – Эдвард оттеснил меня от пыточного кресла и принялся наносить на кожу Валентина какие-то непонятные метки. Я мешать ему не стал и отошел к сваленным в угол вещам пленника.
Совесть не мучила. Совсем. Будто велел не с человека лицо снять, а с охотничьего трофея шкуру содрать. А как иначе? Валентин
Раздевшись до исподнего, я с трудом втиснулся в одежду Дрозда и раздраженно выругался. Штаны оказались коротки, запястья далеко высовывались из рукавов, а камзол жал в плечах и трещал по швам. Ботинки и вовсе не подошли, они неимоверно давили, и нормально передвигаться в них не было никакой возможности. Тогда я поднялся в комнату Марка и отыскал среди его пожитков сапоги по размеру и подходящие перчатки. Заодно и облачение брата-экзорциста прихватил.
Кожаное одеяние, шляпу и полумаску убрал в саквояж, потом обулся, оглядел себя и печально вздохнул. Пусть голенища сапог и прикрыли слишком короткие штанины, смотрелся я пугало пугалом, и надеяться оставалось лишь на длинный плащ да покровителя всех жуликов и воров – ночную темноту.
Тогда я решил взглянуть, как обстоят дела у Эдварда, и заглянул к нему, но неожиданно взбунтовался желудок. Вроде не брезгливый, да только от омерзительного сочетания тьмы, трепетавшей вокруг проклятого клинка, и сочившейся из многочисленных разрезов крови, враз скрутило нутро.
– Выйди, – потребовал занятый делом лучник.
Я мешать ему не стал и вынес табурет в коридор, там уселся на него и откинулся спиной на холодную стену.
Болело все. Абсолютно все. Даже не мог сказать, будто рассаженный затылок и обожженное запястье особенно на общем фоне выделялись. И если раньше я одним лишь усилием воли мог избавиться от неприятных ощущений, а за четверть часа и вовсе залечил бы все ссадины и порезы, то сейчас ничего не оставалось кроме как стиснуть зубы и терпеть.
Придется привыкать к бытию обычного человека.
Вновь становиться самим собой.
Хмурый вернулся только в четверть одиннадцатого. Он передал мне бутылочку с кровью и уверил:
– Его, без обмана. Сам присутствовал.
Впрочем, легкие эманации Тьмы ощущались вполне отчетливо, никаких иных подтверждений мне не требовалось, я лишь спросил:
– Сильно ругался?
– Будь брань булыжниками, корабль бы под воду ушел, – усмехнулся головорез, заглянул к Эдварду, но сразу отодвинулся от двери и брезгливо поморщился. – Это действительно необходимо? – удивился он.
– Необходимо, а как иначе? – пожал я плечами и в свою очередь поинтересовался: – Как в округе?
– Все спокойно, – сообщил Хмурый и протянул какую-то коробочку. – Вот еще.
– Хоть с этим везет, – вздохнул я и нацепил поверх зуба фиксу. Сразу снял ее и передал подручному найденный в одежде Валентина пропуск во дворец. – Доставь на место Ловкача, потом меня подстрахуешь.
– Сделаю.
– Себастьян, заходи! – крикнул тут лучник и продемонстрировал натянутое на руки лицо Валентина. Не только лицо, но и аккуратно рассеченную кожу шеи и скальп.