Ельцин против Горбачева, Горбачев против Ельцина
Шрифт:
В ЦК было доложено:
«Товарищ Ельцин необъективно оценил недостатки в области, не согласился с некоторыми выводами комиссии и после постановления Секретариата ЦК КПСС (какой ужас! – О.М.) высказался против отдельных его положений, тем самым нарушив дисциплину…»
Иными словами, дело не в том, прав Ельцин или неправ, а в том, как это он вообще осмелился возражать «товарищам из ЦК» вместо того, чтобы встать по стойке «смирно» и покорно принять к сведению сделанные замечания.
Пришлось ехать в Москву. Побывал он, естественно, и у Горбачева как главного по сельскому хозяйству. Ельцин дает весьма любопытное описание этой их встречи:
«Он встретил, как будто бы ничего и не произошло, мы поговорили,
Великолепно разыгранная сцена, не правда ли? Я имею в виду – Горбачевым разыгранная. Он не желает вникать в детали, с чем там Ельцин не согласен в выводах комиссии, но напоминает ему: эти выводы – закон, и он, Ельцин, следуя все той же «партийной дисциплине», обязан устранить отмеченные недостатки, тут не может быть никаких разговоров: «Нет, все-таки ты посмотри»…»
Ельцин, кстати, отмечает, что Горбачев со всеми на «ты», абсолютно со всеми:
«Я не встречал человека, к которому он бы обратился на «вы». Старше его в составе Политбюро – и Громыко, и Щербицкий, и Воротников, – он всех на «ты». Или это недостаток культуры, или привычка, трудно сказать, но, когда он тыкал, сразу возникал какой-то дискомфорт, внутренне я сопротивлялся такому обращению, хотя не говорил ему об этом».
Забавно, что в бескультурье Горбачев как раз всегда обвинял Ельцина.
Впрочем, я не уверен, что горбачевское «ты» – это проявление бескультурья, невоспитанности. Такое обращение было распространено в партийных кругах. Оно как бы означало особую доверительность в отношениях между «товарищами по борьбе». Вот с другими, вне нашего тесного круга, мы – «на вы», а в своем тесном кругу – «на ты»: ты, Иван Иванович, ты, Петр Петрович…
Правда, по инерции, по привычке Горбачев нередко употреблял «ты» и по отношению к «посторонним», но опять-таки, если и не в знак партийной близости, то – без всякого пренебрежения, напротив – с самыми добрыми чувствами. Привык их так выражать.
Что касается «истории с запиской», упрямство и непочитание «партийной дисциплины», проявленное здесь Ельциным, уже тогда должны были бы насторожить Горбачева, заставить его призадуматься в тот момент, когда Ельцина решили пригласить на работу в ЦК. Тем паче, что против Ельцина было и кое-что другое. Решительно возражал, например, против перевода Ельцина в Москву член Политбюро Николай Рыжков…
Как бы то ни было, 3 апреля 1985 года, менее чем через месяц после того, как Горбачев стал генсеком, Ельцина пригласили на работу в столицу – заведующим отделом строительства ЦК. Приглашение передал секретарь ЦК, кандидат в члены Политбюро Владимир Долгих (тот самый, который сравнительно недавно, уже в наше время, всплыл как глава какой-то ветеранской организации, возмутившейся тем, что в Москве на Ленинградском проспекте напротив гостиницы «Советская» появилась шашлычная с вызывающим названием «Антисоветская»).
Поначалу Ельцин отказался. Геннадий Бурбулис (в разговоре со мной в ноябре 2010 года):
– Борис Николаевич не рвался в Москву. Он очень хорошо понимал законы, по которым работает Система, осознавал, что здесь (в Свердловске. – О.М.) он хозяин, имеющий свободу для проявления любой инициативы, а там он будет этого лишен, по крайней мере, ограничен в этом.
Да и сама предлагаемая ему должность не очень-то устраивала Ельцина – всего-навсего завотделом. Как-никак, Свердловская область – не
Однако от таких предложений, опять-таки следуя партийной дисциплине, не принято было отказываться. Ельцин прекрасно это знал, ему было ясно: ехать все же придется. И если выражал нежелание менять Свердловск на Москву, то скорее из тактических соображений, видимо, намекая, что не очень доволен предложенной должностью, да и вообще, показывая, что не очень ему все это и надо.
На Ельцина надавили, надавил тот самый Егор Лигачев, член Политбюро, секретарь ЦК, как уже сказано, – второй человек в высшем партийном руководстве. Напомнил об этой самой партийной дисциплине: дескать, так решило Политбюро, какие тут могут быть разговоры. Возможно, намекнул свердловскому секретарю обкома, что на посту завотделом он долго не задержится. По словам его дочери Татьяны Юмашевой, Борис Николаевич действительно знал, что через несколько месяцев его сделают секретарем ЦК.
Так или иначе, в столицу он поехал.
Забавно, что именно Лигачев был инициатором перевода Ельцина в Москву. Тот самый Лигачев, с которым в дальнейшем они станут лютыми врагами.
Что стояло за этой инициативой? Бурбулис:
– Думаю, Лигачев отстаивал перевод Ельцина в Москву, поскольку видел его масштаб, видел его энергию. И он это ценил. Это во-первых. Во-вторых, Ельцин был человеком из той самой провинции, из которой происходил и сам Лигачев, которая была ему близка (до ЦК Лигачев работал первым секретарем Томского обкома. – О.М.) В общем-то, это была разумная стратегия - со стороны провинции вести наступление на заскорузлую Систему, сосредоточенную в Центре. (Все верно, кроме, пожалуй, утверждения, будто Лигачев был таким уж лютым ненавистником «заскорузлой» системы; дело, наверное, в другом: будучи выходцем из провинции, Лигачев просто желал увеличить и укрепить ряды «провинциалов» в ЦК; обычные бюрократические игры. – О.М.)
Я ссылаюсь на воспоминания бывшего члена Политбюро Вадима Медведева, который пишет: Лигачев рассчитывал, что Ельцин станет его человеком, «человеком Лигачева».
– Ну, естественно, рассчитывал, – соглашается Бурбулис.
Каково же, надо полагать, было разочарование Егора Кузьмича, когда Ельцин, тот самый Ельцин, которого он, Лигачев, вытащил из уральской глубинки, пошел на него войной! Этакая черная неблагодарность! Этакое предательство!
Спрашиваю Бурбулиса: а как Горбачев отнесся к предложению Лигачева перевести Ельцина в Москву? В принципе понятно: согласился с ним, без него бы это дело не сделалось. Но все же, если точнее, – с охотой согласился или с неохотой, сразу или после немалых колебаний?
– Ну, вообще-то я специально это не выяснял, – признается Бурбулис, – но, как я понимаю, Горбачев не был большим сторонником приезда Ельцина в Москву.
Это подтверждают и воспоминания самого Ельцина («Исповедь на заданную тему»):
«[Во время работы завотделом строительства] приходилось общаться и с Генеральным – но только по телефону. Честно признаюсь, меня удивило, что он не захотел со мной встретиться, поговорить. Во-первых, все же у нас были нормальные отношения, а во-вторых, Горбачев отлично понимал, что он, как и я, тоже перешел в ЦК с должности секретаря крайкома. Причем края, который по экономическому потенциалу значительно ниже, чем Свердловская область, но он пришел секретарем ЦК. Я думаю, Горбачев знал, конечно, что у меня на душе, но мы оба вида не подавали».