Элеанор и Грей
Шрифт:
У них была самая великая любовь, о которой я знала, и не допускала мысли, чтобы они могли расстаться. Мне казалось, что их сердца бились в унисон.
Если я что-то и знала со стопроцентной уверенностью, так это то, что Кевина нет без Пейдж.
– Я не хочу так жить, – признался он. – Когда я влюблюсь, все будет по-настоящему. Это будет не любовь по расчету, а вечная и искренняя любовь. А иначе какой в этом смысл?
– Согласна.
– Но я благодарен родителям. Они научили меня распознавать нелюбовь еще до того момента, как я начал испытывать
Он нервно теребил пальцы, а мне казалось, что мое сердце еще сильнее потянулось к нему.
– Прости. Поговорим о чем-нибудь другом, – предложил он. – Например, о нас.
Сердце замерло, а затем бешено заколотилось.
– Да? И о чем именно?
– Знаешь, последнее время я много об этом думал. – Грейсон повернулся ко мне, и наши взгляды встретились. – О том, чтобы поцеловать тебя.
От этих слов мое сердце едва не выпрыгнуло из груди. Мы почти никогда не говорили о таких вещах, да и может ли возникнуть между нами что-то больше, чем дружба. Самое большее, что между нами происходило, – это объятия, но одного этого оказывалось достаточно, чтобы в моей душе вспыхивало пламя.
Раньше я думала, что мое чувство к Грейсону не взаимно, поэтому не поверила своим ушам, услышав от него эти слова.
– Ты когда-нибудь думала об этом, Элли? – спросил он.
Я медленно выдохнула.
– Да.
Он слегка придвинулся ко мне, и я позволила ему. Он заправил волосы мне за уши, и я позволила ему. Его улыбка растопила меня изнутри, и я позволила это.
– Я много думаю об этом. Иногда после встреч с тобой я ругаю себя за нерешительность. Представляю это. Думаю, что мог бы сделать это, когда мы ходили в кафе-мороженое или же когда ты впервые привела меня сюда. Или на крыльце Молли. – Он поморщился. – Нет, на крыльце Молли не стоит, но все же я думаю об этом.
– Я тоже. Все время. – Я умолкла. – Ну, не все время, но… часто.
Он взял мою ладонь и слегка пожал ее.
– Знаешь, я очень хочу, чтобы это было безупречно. Особенно теперь, когда я узнал, что это будет твой первый поцелуй. Это очень важно. В книгах, которые ты мне давала, все всегда происходит естественно, – мягко произнес он. – Читая, как это делают герои, я делаю записи. Где это происходит, как чувствуют себя при этом оба персонажа.
Я почувствовала, как его руки слегка дрожат, или же это дрожали мои руки? Становилось все сложнее понять, где кончаются его чувства и начинаются мои.
Но это было замечательно.
Мне нравилось это замешательство.
– Понимаю, – согласилась я. – Необходимо подобрать правильный момент…
– Когда настало…
– Время, – закончила я за него, читая мысли Грейсона с той же легкостью, что и он мои.
– Элли?
– Да, Грей?
– Если я спрошу, можно ли поцеловать тебя, это будет банально?
– Да. – Я придвинулась ближе, и теперь наши губы почти соприкасались, наше дыхание сливалось, и я уже знала, что это будет самый лучший первый поцелуй на свете. –
И он сделал.
9
Элеанор
– Он такой смешной! – восклицала я, когда мы с мамой отправились за покупками в супермаркет. Я брела впереди, а она катила тележку с продуктами следом за мной. – Он пытался выиграть для меня эту игрушку и в результате заработал фингал под глазом. Но даже с синяком он был невероятно горд собой.
– Но это же так мило, дорогая.
– Это мило в дурацком смысле слова. – Я на цыпочках подошла к прилавку со свежими фруктами, думая о Грейсоне. И я то и дело принималась напевать себе под нос. – На следующей неделе мы собирались попробовать мексиканскую кухню, и я с нетерпением жду этого дня. – Я принялась ощупывать апельсины.
Интересно, любит ли Грейсон апельсины?
Надо спросить у него. Я хотела все знать о Грейсоне Исте. Хорошее, плохое, а также то, какие фрукты ему нравятся.
– О, и я забыла рассказать тебе…
Бум!
Я резко обернулась, услышав громкий удар, который вывел меня из мечтательного состояния.
– Мама! – завопила я, бросаясь к ней. Она лежала на полу, ее глаза закатились. Я трясла ее, но она не реагировала. – Мама, мама! Кто-нибудь, помогите! – закричала я.
Она была в глубоком обмороке, и мое сердце разрывалось на части.
Кто-то вызвал «Скорую», и я рыдала, как никогда еще в своей жизни, сидя рядом с ней и пытаясь привести ее в чувство.
Наконец, она очнулась, но была словно в полусне, не понимая, что происходит. Она пыталась заговорить, но была слишком слаба. А я просто смотрела на нее полными ужаса глазами. Мои слезы капали на ее выступающие скулы, обтянутые тонкой кожей. Я не могла остановиться. Я дрожала и плакала. И не могла справиться с охватившей меня беспомощностью.
Нас отвезли в больницу, куда тут же приехал папа.
Он усадил меня в приемной, а сам отправился выяснять, что происходит.
Я сидела там, ждала и рыдала.
Ждала и рыдала.
Маму отпустили через пару часов, и всю дорогу домой она молчала.
В тот день на меня обрушилась жестокая реальность. Впервые с того момента, как я узнала, что у нее рак, я по-настоящему испугалась. Какое-то время я наивно полагала, что ей становится лучше, пока не пробудилась от иллюзий в овощном отделе супермаркета.
На следующее утро мама заглянула ко мне в комнату и слегка улыбнулась. На ней была тенниска с Джанет Джексон с закатанными рукавами, а волосы были стянуты банданой. Она выглядела так, словно ничего не произошло. Глядя на нее, сложно было сказать, что накануне ей было плохо. Она совсем не была похожа на женщину, которая вчера упала в обморок. И это совершенно не укладывалось у меня в голове: как она могла выглядеть нормально, когда все было наоборот.
– Привет, красавица, – сказала она.