Элегантность ёжика
Шрифт:
— Как — за что? — сказала Мануэла. — Это же очень хорошо.
— Да вы смеетесь! — простонала я.
— Давайте-ка лучше перейдем к делу. Вам нельзя идти в таком виде. Прическа никуда не годится. — Мануэла окинула меня взглядом эксперта.
Если б вы знали, что такое хорошая прическа в представлении Мануэлы! Хоть душой она аристократка, но шевелюрой плебейка. Волосы надо накрутить, начесать, распушить, побрызгать чем-то липким, как паутина, — прическа сооружается так и никак иначе.
— Я схожу в парикмахерскую, — пообещала
Мануэла посмотрела на меня подозрительно и спросила:
— А что вы наденете?
Кроме повседневных платьев, точно таких, как положено носить консьержке, у меня есть только насквозь пронафталиненное, похожее на взбитые сливки свадебное платье да мрачный черный балахон, который я напяливаю в тех редких случаях, когда меня зовут на похороны.
— Ну, надену черное платье.
— Траурное? — ужаснулась Мануэла.
— Другого у меня нет.
— Значит, надо купить.
— Это же просто ужин.
— Конечно! — В Мануэле проснулась ревностная дуэнья. — Но вы идете ужинать в гостях. Разве по такому случаю не надо одеться понаряднее?
5
Рюшечки и кружавчики
Первое затруднение: где купить платье? Обычно всю одежду, включая носки, трусы и теплые трико, я выписываю по каталогам на дом. Одна мысль о том, чтобы примерять под взглядом какой-нибудь худющей девицы наряды, которые на мне будут висеть мешком, всегда гнала меня от дверей магазинов. К несчастью, времени так мало, что доставить заказ мне не успеют.
Но: имей одну-единственную подругу, только умей правильно ее выбрать.
На другое утро Мануэла влетела в привратницкую.
В руках у нее одежный чехол, который она протянула мне с победной улыбкой.
Мануэла на добрых пятнадцать сантиметров выше и на десять килограммов легче, чем я. Единственная женщина в ее семействе примерно одного со мной сложения — это ее свекровь, суровая Амалия, которая почему-то обожает рюшечки и кружавчики, хотя всякое легкомыслие чуждо ее натуре. А португальские оборки тяготеют к стилю рококо: ни фантазии, ни воздушности, лишь бы накрутить всего побольше, так что платья напоминают гипюровые комбинашки, а самая простая блузка разукрашена многоярусными фестончиками.
Теперь вы понимаете, почему мне стало не по себе. Чего доброго, этот ужин, о котором я думаю как о наказании господнем, еще и обернется водевилем.
— Вы будете похожи на кинозвезду, — заметила, в самую точку, Мануэла, но, сжалившись надо мной, добавила: — Да я шучу!
И вытащила из чехла бежевое платье без всяких излишеств.
— Откуда вы это взяли? — спросила я, разглядывая его.
По виду размер подходящий. Платье, опять-таки судя по виду, дорогое, простого покроя, из тонкой плотной шерсти, с отложным воротником, спереди на пуговицах. Очень строгое и элегантное. Такие носит мадам де Брольи.
— Я сходила вчера к Марии, — объяснила
Мария — это портниха-португалка, она живет по соседству с моей спасительницей. И они не просто соотечественницы, а вместе выросли в Фаро, вышли замуж за двоих из семи братьев Лопес, обе поехали с мужьями во Францию и исхитрились там родить детей почти одновременно, с разницей в пару недель. У них даже кошка общая и общая любовь к изысканным сладостям.
— Вы хотите сказать, что это чужое платье?
— Ну да, — ответила Мануэла, слегка скривившись. — Но его никто не потребует. Заказчица на той неделе скончалась. А пока ее родственники сообразят, что готовое платье ждет у портнихи… вы успеете десять раз поужинать с месье Одзу.
— Это платье покойницы? — спросила я с ужасом. — Но я не могу его надеть!
— Почему это? — спросила Мануэла, удивленно подняв брови. — Так даже лучше, чем если бы она была жива. Представьте себе, что вы поставили пятно. Пришлось бы сдавать в чистку, искать оправдания, целая морока.
В прагматизме Мануэлы есть что-то космическое. Может быть, если бы я его усвоила, это придало бы мне уверенности, что смерть — сущие пустяки.
— Я не могу из моральных соображений, мне это претит.
— Из моральных? — Мануэла выговорила это слово чуть ли не с отвращением. — При чем тут мораль? Вы что, крадете? Или делаете что-то плохое?
— Это чужая вещь. Я не могу ее присвоить.
— Но та женщина умерла! И взять платье на один вечер не значит украсть.
Когда Мануэла берется толковать семантические тонкости, с ней не поспоришь.
— Мария говорит, что она была очень добрая. Отдала ей несколько своих платьев и отличное пальто из альпапа. Сама располнела, они на нее уже не лезли, вот она и сказала Марии: может, вам пригодятся? Видите, какая хорошая женщина.
Альпапа — это, видимо, гибрид ламы-альпака с папайей.
— Ну не знаю… — сказала я уже не так категорично. — Все-таки мне кажется, как будто я обкрадываю покойницу.
Мануэла посмотрела на меня испепеляющим взглядом:
— Вы не крадете, а берете на время. И вообще, на что ей, бедняжке, теперь нужно платье?
Вот уж что правда, то правда.
Мануэла вдруг перескочила на другую тему.
— Мне пора идти разговаривать с мадам Пальер, — с восторгом в голосе сказала она.
— Я буду мысленно с вами, порадуемся вместе.
— Ну, я пошла. — Мануэла встала и направилась к двери. — А вы пока примерьте платье и сходите в парикмахерскую. Как все закончу, зайду на вас посмотреть.
С минуту я нерешительно разглядываю платье. Помимо того что мне неприятно надевать вещь, принадлежащую покойной, я еще и опасаюсь, что оно будет смотреться на мне совершенно дико. Виолетте Грелье к лицу тряпка, Пьеру Артансу — шелк, а мне — бесформенный передник с лиловым или темно-синим узором.