Элегантность
Шрифт:
Кто эта женщина?
Я уже опаздываю, но поделать ничего не могу – узкий длинный подол на пару с высоченными каблуками жутко мешают при ходьбе. Такое сочетание годится для дефиле по квартире, но никак не для прогулки на длинную дистанцию. Чем быстрее я пытаюсь идти, тем больше становлюсь похожей на заводную куклу. Единственный возможный сейчас способ хоть как-то передвигаться вперед – медленно переваливаться из стороны в сторону. Одним словом, сейчас всем заправляет сарафан – именно от него зависит, когда и в каком виде я приду на работу. Поэтому мне ничего не остается, кроме как ковылять вразвалочку.
И все-таки
А еще можно при этом улыбаться. Вот тут-то и начинается все самое интересное. Водители такси притормаживают, даже если для них горит зеленый свет, только для того, чтобы пропустить меня. Полисмены у здания парламента говорят мне: «Доброе утро!» и с почтением касаются рукой шлема. А иностранные туристы с фотокамерами, сбившиеся в кучку перед Биг-Беном, вежливо отступают в сторону – как если бы они оказались посреди огромной гостиной и внезапно обнаружили, что она принадлежит мне.
Да, сейчас именно так оно и есть. Весь мир – это моя гостиная, а я в ней радушная хозяйка, степенно вышагивающая с целью удостовериться, что каждому здесь хорошо.
Я наблюдаю за тем, что происходит вокруг. Это еще одно преимущество медленной ходьбы – есть время оглядеться. Воздух свеж и прохладен, а солнечные лучи источают благожелательность. Дыша полной грудью, вернее, настолько полной, насколько позволяет сарафан, я вдруг испытываю новое незнакомое ощущение.
У меня все в порядке. На самом деле все в порядке.
Когда я не спеша вхожу в театральное фойе, сердце мое бьется радостно, щеки порозовели. Открываю дверь кассы и вдруг обращаю внимание на свою руку: она представляется мне маленькой, нежной и очень милой. На мгновение мне даже не верится, что это моя рука. Но она действительно моя. И она действительно маленькая, нежная и очень милая.
Колин уже ждет меня – ключи от кассы только у меня.
– Ишь ты! Вы только посмотрите на нее! – восклицает он и целует меня в обе щеки.
Я отвечаю ему лукавой улыбкой и говорю:
– Что вы имеете в виду, мистер Райли?
Отпираю дверь кассы и включаю в помещении свет.
– Как это что?! Давай-ка поставим чайник, и ты мне все-все расскажешь.
Случилось нечто удивительное. Меня начали замечать.
Колин – мой лучший друг. Он, правда, об этом не догадывается, но это действительно так. Он вечно упрекает меня в замкнутости и недоступности, но на самом деле он знает обо мне больше, чем мой психотерапевт и муж, вместе взятые. Когда-то он был танцором и исполнял одну из партий в «Кошках», но из-за травмы сухожилия ему навсегда пришлось распрощаться со сценической карьерой. Он и сейчас, если захочет, может выполнить впечатляющий пируэт, но довольствуется тем, что преподает сидячую аэробику бабулькам под семьдесят в оздоровительном
– Итак, ты у нас сегодня нарядная! Интересно, что это значит? Неужели романчик завела на стороне?
Он разглядывает чайник, исследуя донышко на предмет накипи. Наш офисный чайник очищается от накипи дважды в неделю, а кружки оттираются с содой, когда Колину скучно. Обычно мы пьем кофе – от него якобы не так темнеет зубная эмаль.
– Ну, романчик – это вряд ли, – отвечаю я, включая компьютер.
Он извлекает из рюкзака полиэтиленовый пакет, достает из него две аккуратно обернутые в бумагу пластиковые коробочки с крышечками и ставит их в холодильник.
– Что у нас сегодня на обед, Кол?
Это еще одна слабость Колина – он не в силах устоять против уцененных продуктов питания, срок годности которых еще не прошел, но уже близок к тому. Как правило, его обеды состоят из довольно смелых вкусовых сочетаний, диктуемых содержимым прилавков отдела уцененных товаров «Теско».
– Сегодня у нас ну просто сказочный кусочек запеченной баранины. Правда, срок годности у нее только-только кончился, но пахла она с утра восхитительно. А еще тушеные овощи – картошечка, капустка, перчик. Вид у них не совсем свежий, но это ничего, и такие сойдут.
Колин хороший кулинар, но нужно иметь железный желудок, чтобы обедать у него дома.
– Итак, – он оглядывает меня с головы до ног, – что же такое приключилось? Ты выглядишь потрясающе! Тебе кофе или чай?
– Кофе, пожалуйста. Только смывай соду получше. Да в общем-то рассказывать нечего. Я проделала ревизию в своем шкафу, и это все, что у меня осталось. Тебе нравится?
– Очень даже, Узи. – Он зовет меня Узи, потому что имя Луиза считает слишком длинным. – И ты знаешь, по-моему, это весьма вовремя. Я уж было начал побаиваться за твою личную жизнь. А что думает по этому поводу сам?
– Он меня еще не видел сегодня – спал. А насчет личной жизни, ты же знаешь, у меня ее нет – ведь я замужем.
– Тогда вот что, дорогая, я лично куплю тебе лишних презервативов, но ты уж приготовься к тому, что придется потом несколько дней походить на полусогнутых. Для него это будет праздник, настоящее Рождество!
– Колин Райли, перестаньте! Это же безнравственно! – смеюсь я. – Не забывайте: младенец Иисус может услышать вас!
Но шутки шутками, а внутри меня гложет какое-то странное тоскливое чувство. Я даже не понимаю, хочу ли идти домой.
Но у нас, католиков, есть еще одна опасная отличительная черта – мы верим в чудеса.
Вернувшись вечером домой, я решаю попробовать еще раз. В конце концов, прошло время, и все улеглось. В квартире пусто, зато мужа я обнаруживаю в саду – в резиновых перчатках он копается в земле. Незаметно возвращаюсь в дом и, проскользнув в ванную, поправляю прическу и макияж. Обычно я делаю это крайне редко. И вообще крайне редко пытаюсь быть для него интересной. Понятия не имею, как держаться и с чего начать, поэтому иду в гостиную и присаживаюсь на край дивана.