Элегантность
Шрифт:
Моя диета предписывает как можно больше продуктов съедать в сыром виде, поэтому я целые дни напролет что-то жую, грызу и хрумкаю, но результат всегда один – ощущение набитого живота и голода одновременно. Я мечтаю о гамбургерах, чипсах и домашней мясной запеканке. Я просыпаюсь, вцепившись руками в подушку. Наблюдать, как едят другие, стало для меня чем-то вроде эротического зрелища. Прилипнув к витрине «Макдоналдса», я подглядываю за людьми, готовая убить кого угодно за порцию «хэппи мил».
Предполагается, что подобный подход к питанию принесет пользу. Я должна наполниться жизнью и энергией, а мое холеное лицо – сиять от счастья. Однако все выглядит совершенно иначе – я представляю собой вечно злую и раздраженную бочку, набитую
– Чем вы питаетесь? – спрашивает доктор, осмотрев меня.
– Ну… сегодня, например, я ела мюсли с рисовым молоком, капусту брокколи с вареной курятиной, немного сырой морковки, ржаной хлебец с соевой пастой, диетический малиновый джем…
Жестом руки доктор останавливает меня – он уже давным-давно опоздал на свой гольф.
– Боже! – Его взгляд полон ужаса. – Тогда неудивительно, почему вы даже стоять не можете ровно! Кушать нужно нормальную еду – картофель, сосиски-колбаски…
– Но… как же… – Я не верю своим ушам. Неужели он не хочет бегать марафонскую дистанцию, когда ему будет семьдесят?
Судя по всему, не хочет.
На момент переезда к Колину я так притерпелась к вечным диетам, что об отказе от них даже не помышляла. Другое дело, что здесь невозможно было заниматься этим тайком. У нас была общая кухня, мы часто ели вместе, и пока Колин посмеивался над моими дурацкими рецептами, время от времени насильно заставляя меня съесть карри из курятины или порцию пудинга, Риа изучала мои пищевые пристрастия молча, тихонько подмечая все, о чем, на мой взгляд, ей лучше было бы забыть.
И вот однажды ночью она застает меня на кухне.
На часах половина третьего, я сижу в пижаме, набив рот печеньем. Это ее печенье, ей подарили его на Рождество несколько месяцев назад, но, поскольку Риа не сластена, оно так и залежалось на полке над раковиной. Обычно я не прикасаюсь к ее продуктам без разрешения, но сегодня я проснулась среди ночи от голода и вдруг вспомнила, что у меня нет ничего съестного. Я нарочно ничего не купила – боялась, что съем все за один присест. Теперь мне противно и стыдно за то, что я украла печенье. Сама я обхожу такое в магазине стороной, но сейчас сижу, притаившись, в темноте и торопливо запихиваю его в рот, когда в кухню входит Риа и включает свет.
Я растерянно и тупо моргаю, словно дикая зверушка, застигнутая за рытьем помоев в городском баке. Я вообще не люблю есть у кого-то на виду, а уж подобные ночные набеги и подавно хотела бы сохранить в тайне.
– Что ты делаешь?
Я торопливо поднимаюсь с пола и пытаюсь улыбнуться.
– Прости, Риа. Мне правда очень неловко.
– Нет, что ты делаешь? – снова спрашивает она.
Мне хочется умереть на месте, исчезнуть, раствориться в воздухе. В руках у меня по-прежнему пакет с печеньем, я кладу его на стол и отодвигаю подальше – можно подумать, если я выпущу его из рук, то все забудется.
– Оно старое. Зачем ты ешь его? И почему в темноте?
– Я очень проголодалась. Прости. Я куплю новое.
– Луиза, это печенье мне не нравится, поэтому я так и не съела его. Да и вообще, не в печенье дело. Просто ты странно себя ведешь.
– Знаю. Прости. Больше это не повторится.
Она внимательно смотрит на меня.
– Конечно, не повторится.
Половина третьего ночи, за окном тишина – ни людей, ни транспорта, никаких звуков, способных заглушить слова. Они повисли в воздухе между нами, и по какой-то неизвестной причине я не могу ни лгать, ни выкручиваться, ни смеяться, ни возражать.
– Конечно, ты права. – Я слышу собственный голос. «Как странно, что ты говоришь это, – размышляю я про себя. – Никто ни о чем не догадывается, и тут ты сама говоришь это вслух». Но на этом не заканчивается. – Я не умею есть, – продолжает тот же чревовещательский голос внутри меня. – Я… просто не знаю, как это правильно делать.
Мы стоим посреди кухни. Легкий ветерок врывается
– Так ты наелась? – спрашивает она.
– Да.
– Тогда, может, пойдем спать? – Она протягивает мне руку. – Ты слишком много думаешь, Луиза. Ты не должна так серьезно думать обо всем. – И она ведет меня по темному коридору к моей комнате.
Мир готов предложить мне великое множество советов относительно того, как питаться, но эта идея абсолютно нова.
Нужно нормально и полноценно питаться три раза в день. Нужно есть то, что тебе действительно хочется, и останавливаться, когда ты сыт.
Честно признаюсь, что иногда это легко, а иногда очень и очень трудно. Но я помню мудрые слова мадам Дарио: «Бог создал вас такой, какая вы есть». И помню, что мне сказала Риа: «Ты должна пережить это».
Одним из бросающихся в глаза различий между хорошо одетой англичанкой и хорошо одетой парижанкой является величина их гардероба. Англичанка, возможно, была бы немало удивлена весьма ограниченному числу предметов одежды, висящих в платяном, шкафу француженки. Зато она не могла бы не заметить, что все эти вещи самого превосходного качества, изысканные, по британским меркам, возможно, дорогие и, конечно же, идеально подходящие для жизни, которую ведет француженка. Она носит эти вещи долго и избавляется от, них, только когда они портятся или выходят из моды, и настоящим комплиментом француженка, всегда сочтет примерно такие слова, сказанные ей подругой: «Как я рада, что ты решила надеть свое красное платье – оно мне всегда ужасно нравилось!»
Иностранцы, часто поражаются высоким ценам парижских магазинов и пытаются понять, как девушка, служащая в каком-нибудь офисе и Зарабатывающая, не больше, чем ее британские сверстницы и коллеги, умудряется приобрести сумочку из крокодиловой кожи или костюмчик из бутика Бальмена. А секрет прост – она покупает очень мало одежды. Ее задача – обзавестись пусть одним, но зато идеальным и безукоризненным ансамблем, подходящим для самых разных случаев в жизни, вместо того чтобы загромождать свой гардероб огромным количеством вещей, ждущих своего часа и определенного сиюминутного настроения.
Остается только гадать, насколько выиграла бы англичанка, сменив свое увлечение количеством на повышенное требование к качеству. Ведь тогда, она, не только нашла бы себя более элегантной, но еще и ощутила бы гораздо больше радости и уверенности от своей одежды.
Мы с Колином взяли на вооружение одну расхожую фразу, а также некую новую философию, которая сводится к следующему: «Жизнь слишком коротка». Конечно, она не поражает своей оригинальностью, зато ей не откажешь в емкости.
Не могу сказать с точностью, когда именно мы пришли к этому заключению, но основным поворотным моментом, должно быть, можно считать день, когда мы оба очутились на верхней площадке сто пятьдесят девятого автобуса. Унылым дождливым утром мы ехали на работу, стиснутые плотной толпой других пассажиров. Все вокруг было мокрым, окна запотели, в проходе громоздились зонтики. Колина буквально вдавили в сиденье рядом со мной. На коленях он держал огромный полиэтиленовый пакет, набитый старыми костюмами Патрика, которые собирался забросить в благотворительный магазин. В то же время он пытался удержать рюкзак, и зонтик, чтобы они не сваливались в проход при каждом толчке автобуса. Я сидела рядом, ноги мои промокли, замерзли и чувствовали себя ужасно неуютно в новеньких, только что испорченных навеки туфельках.