Элегия забытых богов
Шрифт:
ЧуднО, ведь только что здесь не было и намёка на воду. Пересохшее горло даже спазмом свело, так захотелось сделать хотя бы глоток.
– Можно я попью вашей водицы, тэйна? – хрипло спросила Летта.
– Воды? – женщина подняла руку, с которой побежали вниз капли живительной влаги.
– Нельзя? – уж чего-чего, а отказов, даже самых необоснованных и глумливых, девочка в своей жизни знала много.
– Ты хочешь пить?
– Да, очень!
– А ещё что ты хочешь от меня?
– От вас? Я бы, пожалуй, с удовольствием послушала ваше пение,
– Пей. А потом ещё поговори со мной. Со мной давно никто не разговаривал. Я уже и не помню, было ли когда-нибудь это. Я так много не помню, – в голосе отчётливо слышалась безнадёжная тоска.
Летта осторожно, чтобы не запачкать, подтянула юбку и опустилась на колени перед родничком. Странно, думала, будет пить долго и жадно, но хватило одной горсти воды, чтобы утолить жажду.
– Очень вкусная у вас вода. Спасибо, добрая тэйна! – искренне поблагодарила она.
– Значит, ты говоришь, слышишь песню?
После небрежного движения пальцев родник исчез.
– Да, благородная тэйна. Слышу. Так странно, мы с вами разговариваем, а мелодия всё равно слышна. И ведь точно знаю, идёт она от вас. Как такое может быть?
– Не знаю. Эта музыка – всё, что я помню, – пожала плечами женщина.
И как с такой разговаривать? Попросила с ней поговорить, а сама по-прежнему безразлична. И это не напускное безразличие, а как будто… как будто интерес к жизни у тэйны совсем потерян. Такое иногда у древних стариков бывает, больных и немощных. Их ничто уже не держит на этом свете.
На этом свете? Но ведь сейчас они за Гранью?!
– Тэйна, – Летта осторожно протянула палец, желая дотронуться до своей собеседницы, но не решаясь, – а вы… живая?
– Я? Не знаю, – и опять это равнодушие. – Разве это важно?
– Важно, ещё как важно! Если вы живая, мы можем поискать выход отсюда вместе. А если нет, значит, вы – дух? – в голову пришла невероятная догадка. – Вы – дух одной из моих предков, да?
– Я? Мне кажется, у меня никогда не было детей.
– Никогда не было детей?
– Мне кажется, что так. Мать никогда не забудет своё дитя. А я, я не помню.
Значит, детей у этой женщины не было. Жаль. Надежда, что пусть не отец, но кто-то из других предков Летты был из благородных, угасать никак не хотела.
– Значит, вы не можете быть духом моего предка?
– Мне кажется, нет, не могу. А ещё мне кажется, что я не дух. Но что мы обо мне да обо мне. Расскажи о себе. Кто ты, как ко мне попала. Мне интересно.
Что-то не похоже, что этой женщине может быть что-либо интересно. Тем не менее, Летта принялась рассказывать. Рассказывать, нисколько не приукрашивая. И про то, что даже мать не знает, кто же приходится ей отцом. И про то, что для того, чтобы выжить, приходится хитрить и изворачиваться. Что совсем не хочется повторить судьбу матери. Про то, как попала сюда. Честно, ничего не скрывая, даже про попытку украсть кинжал.
– А
– Ну да, вы же поёте. Только вы не обижайтесь, но песня ваша очень уж грустная. Если думать о грустном или плохом, то оно исполнится. Вы грустите, да? Не надо. Знаете, – Олетта в порыве энтузиазма даже ухватила женщину за руку, – я знаю один секрет. Вообще-то, я не делюсь важными секретами, но вам расскажу. Когда ложитесь спать, обязательно думайте о хорошем. О чём-нибудь очень вам нужном. У всех должно быть что-то, что нужно. О чём вы мечтаете?
– Я? Не знаю.
Как часто Летта сегодня слышала эти слова.
– Этого не может быть! Каждый человек о чём-нибудь обязательно мечтает. Кто-то – о чашке супа, кто-то – о богатых каменьях, хорошем муже или целом замке, или обо всём этом сразу. Не может быть, чтобы у вас не было мечты. Самой-самой заветной!
– Чашка супа, – женщина усмехнулась, и это была первая эмоция, хоть как-то отразившаяся на прекрасном лице. – Разве может быть мечтой чашка супа?
– Ещё как может! Иногда она затмевает все остальные.
– Как бы мне хотелось иметь хоть какую-нибудь мечту.
– А давайте придумаем вместе! Не может быть, чтобы человек совсем ничего не хотел!
– Я человек?
– Уж точно не дух. Вы же сами это сказали. Да и я вас потрогала. Проверила. Точно не дух. Духи, как я слышала, бесплотные. А вы, вы мягкая и тёплая. Вы – нормальный человек. Только немного память потеряли.
– Потеряла память? Кажется, у меня появилась мечта. Я хочу вспомнить!
– Да это же самая лучшая мечта, какая может быть, – поддержала девочка. – Вы помните, как вас зовут? А то как-то неудобно, столько разговариваем, а я не знаю вашего имени.
– Как меня зовут? Я не помню.
– Вы вспомните, вы обязательно вспомните. И имя, и всё остальное.
– Знаешь, Летта, а я тебе верю! – неуверенная улыбка озарила до того грустное лицо. – Скажи, а у тебя есть мечта?
– Есть, как же можно без мечты. Только, наверное, уже поздно.
– Поздно? Что означает поздно?
Похоже, у живущих за Гранью таких понятий, как рано или поздно, попросту нет. Им некуда спешить. Не к чему стремиться. Но собеседница ждёт ответ.
– Мне бы хотелось выйти отсюда, но из этого места можно выйти только до рассвета. Я опоздала. Да, солнца не видно, но я же чувствую, что я здесь уже очень долго.
– И ты останешься со мной?
Летта кивнула. А что ей ещё остаётся? Выход ей так и не открылся. Она – та самая тринадцатая, которая должна остаться за Гранью. Отчего же так жжёт глаза. Она ведь уже давным-давно не плакала. Слёзы это слабость. Слабые в этом мире не выживают.
– Ты плачешь? Но почему? Тебе плохо со мной?
– С вами хорошо, тэйна. Но я так мало пожила там, в мире живых. Пусть он и не был со мной особенно приветлив. Но я живая!
– Значит, хочешь уйти. А знаешь, я тебе благодарна. И за твою откровенность и честность, и за то, что ты подарила мне настоящую мечту.