Электра

Сэйнт Дженнифер

– Не совсем.

Взмахом руки Елена отослала служанок и доверительно склонилась ко мне. Я взволновалась.

– Сюда они прибыли из Калидона, как ты знаешь.

Я кивнула.

– Только родина их не там. Они живут у калидонского царя. Он дал братьям приют, но не может дать того, что им и в самом деле нужно, а наш отец может.

– И что же это?

Довольная Елена улыбнулась: сейчас сообщит мне нечто будоражащее.

– Войско.

– Правда? И для чего?

– Чтобы отвоевать Микены. – Елена тряхнула головой. – Забрать свое. Дядя Менелая и Агамемнона убил их отца, а их самих, детьми

еще, изгнал. Теперь они выросли и заручились поддержкой Спарты.

Об этом я знала. Менелай с Агамемнон были сыновьями Атрея, убитого в борьбе за трон родным братом Фиестом, который после выгнал племянников из Микен. Но оказался не совсем бессердечным, как видно: детской кровью рук не обагрил. Ведь за такое преступление боги и прокляли этот род в прошлых поколениях, а совершил его Тантал.

Может, и неудивительно, что Менелай заинтересовал Елену, подумалось мне. Мы слыхали старинную легенду об этой семье – жуткое предание, леденившее кровь, но такое, казалось, далекое от действительности. И вот оно приблизилось: два брата искали справедливости, намереваясь одним решающим деянием исцелить раны истерзанной семьи.

– Но разве после этого Менелай не захочет остаться в Микенах?

– Нет, Микены достанутся Агамемнону. А Менелаю нравится здесь.

То есть Менелаю в награду достанется Елена, а Агамемнону – город. Наверняка оба согласились, что сделка честная.

– Непонятно только, как они поступят с мальчишкой.

– С каким мальчишкой?

– С Эгисфом. Это сын Фиеста, подросток еще – тех же лет, что были Менелай с Агамемноном, когда Фиест убил их отца.

– Наверное, тоже изгонят его?

Елена вскинула бровь.

– Чтобы он вырос, как и они? Взлелеяв те же мечты? Агамемнон не станет так рисковать.

Я содрогнулась.

– Но ведь и ребенка убивать не станет, правда?

Логику такого зверства я могла понять, но вообразить, как тот молодой мужчина, примеченный мною среди женихов, вонзает меч в плачущее дитя – нет.

– Может, и нет. – Елена поднялась, расправила платье. – Но хватит о войне. У меня как-никак сегодня свадьба.

С празднества я ускользнула пораньше. Знала, что гости до утра не разойдутся, не один час еще будут есть и пить, но сама устала и чувствовала необъяснимое опустошение. Уворачиваться от пьянеющих спартанских аристократов – обыкновенно суровых и грозных военачальников, у которых от вина краснели лица, развязывался язык, а неловкие руки, становясь осьминожьими щупальцами, лезли всюду, – вовсе не хотелось. Их прямо раздувало от самодовольства: такой союз заключен, и все влиятельные мужи Греции поклялись защищать Менелаев трофей. Узы верности связали их со Спартой.

Я пошла к реке. Широкий Эврот неспешно петлял через город к отдаленной южной бухте – лишь оттуда иноземные захватчики могли бы вторгнуться в город. К западу и востоку высились хребты Тайгета и Парнона, да и северные нагорья ни одно войско не преодолело бы. За такими крепостными стенами мы в нашей укромной долине были защищены от любого, кто явился бы с намерением разграбить Спарту, славную богатствами и красавицами. И теперь у самой прекрасной из спартанок появилось целое войско, готовое во имя нее в любую минуту выступить против любого врага. Странно ли, что нынче вечером наши

мужчины, ни о чем не тревожась, пили вволю?

Долину освещали сигнальные огни, их яркое пламя во тьме знаменовало исключительную важность этого дня. И над каждым алтарем курился дым, вознося в черные небеса, прямо к олимпийцам, аромат белоснежных бычков с перерезанными глотками.

Я заметила, что Агамемнон, лишь он один, не участвовал в празднествах. Наверняка поглощенный мыслями о неминуемом походе на Микены. И молодой муж Елены оставит ее уже через несколько дней, пойдет сражаться вместе с братом. Теперь у них есть армия, а спартанцы, как всем известно, воины искусные и свирепые. Тут беспокоиться не о чем. И все же в голову вползала червячком предательская мысль. Если братья не выиграют битву, если не вернутся, то и менять ничего не надо будет. И мы с Еленой станем жить как жили, пусть хоть недолго.

Я мотнула головой, вытряхивая эту мысль. Все тем более изменится. К Елене сотня женихов явилась свататься, и место Менелая мигом займет другой.

Тут только я заметила его, полускрытого тенью.

В ту же минуту он повернул голову, и глаза наши встретились. В лице его отразилось мое собственное изумление и замешательство.

– Думал, тут нет никого.

Он уже собирался уйти. Но я спросила:

– А почему ты не на пиру?

До сих пор мы с Агамемноном и словом не перемолвились, и мне, разумеется, не следовало с ним заговаривать, тем более наедине, под покровом тьмы, удалившись от людей. Но то ли тишь ночная, нарушаемая лишь громогласным хохотом, доносившимся из дворца, заставила меня забыть об осторожности, то ли предчувствие, что прежней, знакомой жизни так или эдак приходит конец.

Он медлил с ответом.

– Разве не хочешь праздновать вместе с братом?

Он сдвинул тяжелые брови. Глядел настороженно и явно не желал разговаривать.

Внезапно потеряв терпение, я вздохнула.

– Или прежде Микены завоюешь, а уж потом отпразднуешь?

– Что тебе об этом известно?

Я восторжествовала – все-таки удалось его разговорить. Легкий ветерок взрябил воду, и мне вдруг страстно захотелось чего-то, неясного пока. Вокруг столько всего происходило – и свадьбы, и войны, – а я оставалась в стороне.

– Мне известно, что сделал Фиест – с твоим отцом и с тобой. Как он отнял у тебя царство.

Агамемнон коротко кивнул. И снова собрался уйти, вернуться во дворец. Но я опять задала вопрос:

– Только как же ты поступишь с мальчишкой?

Он глянул на меня недоверчиво.

– С каким мальчишкой?

– С сыном Фиеста. Отпустишь его?

– Что тебе за дело?

Не слишком ли далеко я зашла, не слишком ли его ошеломила? Ни к чему был весь этот разговор. Но раз уж завела его…

– С тобой идет спартанское войско. А значит, ты будешь действовать и от имени Спарты тоже.

– Войско подчиняется твоему отцу. И Менелаю.

– Просто нехорошо это, по-моему.

– По-твоему. Но оставлять в живых мальчишку, который вырастет, затаив в душе жажду мести, опасно. – Агамемнон все смотрел на реку, всем своим видом выражая неудовольствие, но тут коротко глянул на меня. – На моем роду проклятие, и нужно положить ему конец.

– Можно ли положить ему конец вот так? Не разгневаешь богов еще сильней?