Электрический остров

Асанов Николай Александрович

— Ну, процентов на шестьдесят, восемьдесят… — немного подумав, ответил Орленов.

— Так, а если и на шестьдесят, то что делать с остальными сорока? Оставить все на руках доярок? A почему бы не найти способа механизировать и остальные процессы труда? Для вас это просто сорок процентов, а для меня — это утомительный человече­ский труд! Знаете вы, как механизирована у нас убор­ка урожая? Ну, конечно, специально изучали. А знаете вы, что с момента, когда зерно окажется на току, его еще десять раз перебрасывают вручную! Вручную! Это веяние, сушка, засыпка в мешки, погрузка на ма­шины! Сколько же нужно человеческих рук, чтобы все это сделать? А у нас? Вот мы сделали подвесную до­рогу

для транспортировки кормов. Но корма-то в ва­гонетки приходится накладывать руками! Разбрасы­вать по кормушкам руками! Навоз убирать руками! Даже молоко, уже выдоенное, так сказать, готовый продукт, надо процедить, разлить в посуду, перенести с фермы в молочную. У нас нет аппаратов и машин, которые облегчили бы труд доярок. Только дойка ав­томатизирована — и все. А где электрические вилы или грабли, что ли, или как вы их там назовете? Я не предлагаю вам изобретать эти машины, но ведь вы могли бы заметить, что их у нас еще мало, что раз­нообразия в применении электричества у нас на ферме еще нет. Ведь придумали же для «домашней механизации» сотни всяких приборов, вплоть до электрической бритвы, до стиральной машины, а вот в области труда, — понимаете, труда! — наука и техника до сих пор еще позорно отстают… Он замолчал, оглядев Орленова с ног до головы и вдруг улыбнулся. — Извините, что накричал. Прошу ко мне, выпьем чаю.

От чая Орленов отказался, ему было не до того. Второй раз его наставляли на путь истинный. Но про­тестовать он, конечно, не мог. Горностаев усмехнулся и продолжал уже мягче:

— Хоть и неприятно, когда подталкивают, а в па­мяти кое-что остается. Не помню, кто сказал, что ка­ждая девушка кажется ангелом, когда окружена цве­тами. Но жену выбирают не в цветочном магазине. Посмотрите, какой она покажется без цветов. Так и с наукой. Науку любят не за то, что она уже создала, а за то, что она может создать! — И, заметив, что Ор­ленов поглядывает на склоняющееся солнце, заторо­пился сам: — Идите, идите! Комплекс мы подготовим, но в тех местах, где наша цепь аппаратов разрывает­ся, я сам поставлю знаки вопроса. И покрупнее, этак с телеграфный столб.

— Зачем же такие большие?

— А чтобы все могли призадуматься!

Орленов промолчал. В конце концов ему понравилась страстная требовательность старика. Хорошо, если бы и все другие его коллеги оказались похожими на Горностаева. Уж тогда-то им общими усилиями было бы легче легкого убрать все эти вопросы с пути технического прогресса! А нерешенных вопросов, как он теперь видел, еще достаточно!

2

Однако знакомство с работами филиала оказалось не простым делом. Лаборатория электрификации рас­тениеводства была на замке — Орич и Велигина уже ушли или, как и он сам, еще только готовились к опыту и пропадали на складах и в дирекции. Закрыта была и лаборатория Улыбышева, так как руково­дитель уехал, а его сотрудники перебрались в адми­нистративный корпус, где и производили расчеты и проектирование. К Подшивалову, начальнику лабо­ратории частных проблем, Орленов не мог дозвонить­ся, тот как будто нарочно прятался от него. Эти не­удачи разозлили Орленова, и он решил больше сего­дня никуда не идти, как вдруг обратил внимание на ветростанцию.

Он знал, что на ветростанции работает молодой научный сотрудник Марина Николаевна Чередни­ченко. О ней говорили, что она больна астмой и из-за этого держится нелюдимо. Ветряк крутился, и Андрей подумал, что есть смысл познакомиться с еще одним способом добычи электроэнергии. Вершина холма была удобным местом для ловли непостоянной энер­гии ветра. Окружающая остров река была достаточно

широка, и можно было думать, что ветростанция ула­вливает даже местные ветры, так называемые бризы, возникающие от несоответствия температуры земли и воды.

Сама ветростанция представляла собой огромный трехкрылый пропеллер, или, как говорят энергетики, «ветроколесо», с размахом около двадцати метров, смонтированный на четырехколонной металлической мачте. Порыв ветра обязательно ставил ветроколесо в рабочее положение, так как выше него находился флюгер, который, поймав даже слабое дуновение на свои крылья, поворачивал весь пропеллер навстречу ветру. Внизу, у подножия ветряка, стоял небольшой каменный домик, в котором и размещались генерато­ры и приборы. Дверь домика была открыта, и в глу­бине его виднелся освещенный пульт управления.

Исследователь вошел внутрь и наступил на желез­ный лист, который прогремел под его ногой, как взрыв мины. О, черт! Должно быть, этим противнем прикры­вали траншейку, по которой от ветряка шла трансмис­сия к валу электрогенератора. Не могли перекрыть более стойким и менее шумным материалом!

— Кто там? — раздался низкий и довольно прият­ный женский голос из-за оштукатуренной перегородки, которая отделяла пульт управления от собственно ме­ханического зала. Орленов назвался.

— Вы грамотны? — с сомнением вопросил тот же голос .И, получив подтверждение, посоветовал: — То­гда прочитайте плакат!

Вслед за этим вежливым предупреждением на по­роге первой комнаты показалась девушка в синем ха­лате с закатанными рукавами. Лицо ее поразило Ор­ленова необычайной бледностью, словно оно было сделано из камня. Лишь выражение решительности и неприязни несколько оживляло его.

Орленов обратил внимание на плакат. Длинный картон висел на веревочке, строго предупреждая:

«ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН»

— Я в некотором роде не посторонний, — сказал Орленов.

— На вас не написано! — возразила хозяйка вет­ростанции.

— Я — Орленов, новый работник филиала. Буду работать в лаборатории токов высокой частоты.

— Так идите туда и работайте! — пожала она пле­чами. — Я вас не задерживаю.

Против этого трудно было возразить. Действи­тельно, хозяйка его не задерживала. Орленов чуть было не сдался, но тут он заметил, что девушка ды­шит тяжело и прерывисто, и решил, что ее подчеркну­тая нелюбезность — прямое следствие болезни. Он, конечно не врач, помочь ей не в его силах. Но ведь он обязан выполнить данное ему поручение.

Вы Чередниченко? — скорее утвердительно, чем вопросительно сказал он.—А что, если мы повернем этот плакат другой стороной и немного поболтаем? Я, видите ли, хочу познакомиться с вашей работой.

Прежде чем хозяйка смогла что-нибудь сказать, Орленов шагнул к плакату, снял его и, перевернув, снова повесил на веревочку. И с удивлением прочитал:

«ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!»

Замена строгого запрета была так неожиданна, что он только повел глазами с плаката на Чередни­ченко. Девушка покраснела.

— Ряд волшебных изменений милого лица! — воскликнул Орленов.

— Сюда часто заходят колхозные экскурсии,— пояснила Чередниченко, избегая взгляда посетителя.

— И вы решили проявить заботу о них? — на­смешливо продолжал Орленов. — Довольно странный способ политического воспитания — написать привет­ствие на обратной стороне медали: «Выйди вон!»

— Не все же в этом мире нахалы! — парировала Чередниченко. — Иные настолько деликатны, что не надоедают своим ближним.

— Пожалуй, я тоже поостерегусь надоедать вам, — сказал Орленов. — Но скажите мне ради любимой нами науки, почему ваша крутилка так верещит?