Электрическое бессмертие
Шрифт:
Основной рабочий орган проповедника украсил кляп для БДСМ из секс-шопа, розовый шарик на кожаном ремешке. Брат убитого Камиля брезгливо выдернул его.
Ребрик сплюнул, прокашлялся, попробовал глубоко вздохнуть. Это трудно, когда лежишь на столе животом вниз, плотно привязанный, ноги опущены вниз, разведены и тоже зафиксированы.
– Игорь Вла… кхе-кхе… Игорь Владимирович, вы – цивилизованный человек. Уберите зверей, и закончим разговор.
– Молчи, шайтан! – на затылок гуру опустилась оплеуха.
Наркевич склонился над связанным.
– А зачем? Ты убил их брата. Тупо зажал
– Он тоже был не ангел, - упрямо просипел бывший пастор Доминик. Его глаз зло блеснул в отсвете автомобильных фар.
– За это перед Аллахом ответит. Кто ты такой, чтобы нас судить? Реально подставил Камиля, да? Зачем ему такой клиент подсунул! За который брат приехаль…
– Рустам прав, - покривил душой Игорь, уголовная логика братьев ему тоже не пришлась по нутру. Он взял Ребрика за подбородок и чуть повернул голову смертника к себе. – Человеческая жизнь дороже денег. А для тебя деньги важнее, и мне плевать, на какую революцию ты их собрался тратить. Значит – жизнь за жизнь, как говорил мой украинский знакомый. Начинайте!
– Игорь… Прошу вас… Давайте обойдёмся без этого. У меня есть что предложить.
– Занятно. Ты же знаешь, отсюда не уйдешь живым.
– Хотя бы не глумитесь, не мучайте… Лучше быстро.
Быстро? Может ещё – гуманно? Или в милицию отвести? Олег до сих пор мучается, хоть и не ощущает ничего, зависнув между нашим и загробным миром. Падаль вздумала молить о пощаде?
– Ты не сможешь ничего предложить.
– Могу. Только останови зверей…
Игорь осклабился.
– Это они – звери? А ты, мать твою – благородный славянский брат? Который собирал подписи для переименования улицы в Минске на проспект Салмана Радуева?
Рустам протянул Игорю нож.
– Хочешь сам?
– Не нужно. Я знаю традиции Кавказа.
Горец взял приговорённого за горло.
– Пага… ах… пагадите… ах…
Вот же цепкое существо! И в такой ситуации что-то пытается выпросить, выгадать.
– Ну?
– Игорь… Ох… Прекратите… Я правда… Ах… Осталось от Олега… О-ой…
Наркевич махнул рукой кавказцам. Они отступили на шаг.
– Говори!
– У меня дома… Дома в Твери по адресу…
– Знаю. Короче!
Ребрик приподнял голову.
– Коричневая сумка, в ней бумаги Олега. Он искал что-то под Уздой, говорил о чудо-лечении. Я не поверил, решил потом разобраться… Потом Олег умер…
Наверно, это послужило последней каплей. Игорь весь вечер вёл себя сдержанно, как бы отстранённо, даже не упиваясь местью, а верша правосудие. Надо же – Олег умер… Будто сам умер! От приступа плоскостопия, мать твою…
Жестокая затрещина врезалась в загривок урода.
– Давай, Рустам! Не тяни.
Дагестанец сохранил присутствие духа и выполнил порученное дело без излишней спешки, хладнокровно выстрелив из «Макарова». В белом ксеноновом свете мозги на траве выглядят абсолютно чёрными.
Листки из папки Олега рассыпались по кровати. Пожалуй, ничего интересного, кроме распечатанного на принтере рисунка Наполеона Орды с изображением общего вида усадебного дома «Над-Нёман» конца XIX
В старом рисунке от руки намалёван маленький череп с костями у окна второго этажа. Кусок стены обведён пунктиром. Он же – и на фото. Вдобавок к ребусу на произведении Наполеона Орды непередаваемыми каракулями Олега были нацарапаны цифры, начинающиеся на +37529… То есть мобильный номер белорусского оператора, под ним имя – Виталик.
Если черепушка виталикова, вряд ли ответит, даже если телефон похоронен с покойником. Для проверки этого логического заключения Игорь набрал белорусский номер.
– Ало! Ща… Саш, э, музон тишей… Хто это?
Голос вполне живой.
– Здравствуйте. Меня зовут Игорь Наркевич, разыскиваю своего брата Олега. Он в апреле ездил в Узденский район, в его вещах я увидел записку с вашим номером…
– Га? Яки Алег?
– С длинным хвостиком.
– А-а, Алег! Так бы адразу и казали… Саш, каму гавару, выключы музон, а то я как выключу… Так шо вы хацели?
– Если вам не трудно, помогите – он пропал тогда. Когда вы его видели?
– Так лазил тут ён у нас, усё по панским каменням.
– Скажите, на рисунке усадьбы он череп нарисовал.
– Яки черап?
– Как на трансформаторной будке.
– А-а, черап! Гэта мы яму лягенду рассказвали, яе у Песачанским усе ведаюць. Пасля рэвалюцыи панич прыехау, клад батьков шукал, забили яго недзе каля клада. Памёр, а не выдау як знайсци.
Словоохотливый Виталик на том конце линии тарахтел на смеси белорусского языка и русского, деревенском наречии, именуемом трасянкой. Игорь понимал его с трудом, общий смысл улавливая.
– И что, выкопали клад?
– Не-е! Гадоу девяноста прайшло, шукали – не знайшли. И Алег шукау, так и з’ехау у Минск.
– Спасибо!
– Няма за што.
Мелкий что-то всё же обнаружил, раз уверенно обвёл маленький фрагмент стены.
Игорь в задумчивости выпустил дымное кольцо. Как говорят менты, одна улика – не улика, а две – это уже совокупность доказательств. Бабушка Светланы со слов Конрада говорила про клад, и песочанская история про убитого паныча… Стоп, про непонятную судьбу одного из сыновей Иодко тоже что-то рассказывалось. То есть он поехал, зная местоположение клада, это со слов Конрада. Иначе говоря, покойный пометил закладку тайника собственной гибелью.
Эх, мадам доктор, как иногда полезно не брезговать простыми людьми. Трижды бывала в Над-Нёмане? А главную местную легенду не слышала. Иначе бы давно связала её с информацией от бабушки.
Хуже другое. Место гибели младшего Иодко может отличаться от указанного на десятки метров, и не факт, что он отдал концы, лёжа грудью прямо на отцовском архиве.
Игорь снова посмотрел рисунок… И вдруг вспомнил реплику Владимира Кисилёва, что пан Яков будто посылает сигналы из прошлого, если в том есть нужда. Не семейная ли эта черта? Олег, практически мёртвый, будем называть вещи своими именами, через убийцу передал два листика.