Элементарно, Ватсон!
Шрифт:
— Ее дневник? — Бутби почесал ухо. — Думаешь, копам он нужен, Арти?
— Судья, — ответил я, — если бы Тини действительно была ее подругой, она бы не появилась в банковской книжке, так? Ина делилась бы с ней, уж не знаю чем, а не продавала бы ей это.
— Логично, — кивнул он.
— Поэтому Эмми не скомпрометирует дружбу, если сделает фотокопии и отдаст их в полицию.
Бутби кивнул.
— И я бы положил дневник в ту же самую банковскую ячейку.
— Безусловно, — поддакнул я.
— Ладно. — Бутби нацелил палец на Эмми. — Мы с моим клерком думаем, что тебе лучше обзавестись адвокатом… оплату его услуг ты сможешь взять со штата. Несмотря на то что ты нас подслушивала,
— Спасибо, судья. — Поднимаясь, она коротко улыбнулась. — Я чувствовала себя такой одинокой, не знала, что и делать. Вы мне очень помогли.
Мы с Бутби встали, чтобы на прощание пожать ей руку.
— Мы всегда к твоим услугам, — сказал ей Бутби. — В любое время.
Ее глаза предательски заблестели, и она быстро отвернулась и вышла из кабинета.
Бутби посмотрел на меня.
— Эта юная судебная стенографистка Ина… я никогда ее не замечал. — Он снял очки и потер глаза. — Она ничем не отличалась от прочей мебели в зале суда… пальцы, приложенные к стенографической машинке. Ее жизнь не вызывала у меня никакого интереса, Арти, пока не оборвалась.
Звучащий из динамиков слоган эры Депрессии «Брат, можешь поделиться десятицентовиком?» едва слышался — такой стоял шум. Эта и другие ключевые фразы, воспевающие бедность, проходили лейтмотивом вечеринки «Плач налогоплательщика», которую ежегодно устраивал судья Гибсон Уоттс в первую субботу после пятнадцатого апреля [52] .
Бревенчатый особняк Уоттса площадью три с половиной тысячи квадратных футов окружал участок в пятнадцать акров, одной из сторон которого служила шестисотфутовая береговая линия в бухте Мусконгус, штат Мэн. Особняк в 1920-х годах построил врач из Нью-Йорка, которому хотелось жить в бревенчатом новоанглийском доме, любуясь мэнскими скалистыми берегами. И он заказал дворец из канадской ели, пригодный для жизни в северной стране среди лесов и гор, но с видом на береговую линию, где смотрелся этот дворец как японский храм на берегу Темзы. Семья Уоттс купила особняк в пятидесятых, когда недвижимость в Мэне по их балтиморским стандартам стоила дешевле грязи, а «Еловая Гусыня», как называли особняк местные, еще дешевле. Уоттс и две его сестры унаследовали особняк после смерти их матери в 1971 году. Он выкупил их долю и поселился в особняке, после того как перебрался в Мэн из Мэриленда, перенеся сюда адвокатскую практику. Закоренелый холостяк, он жил в «Еловой Гусыне» один.
52
Последний день подачи ежегодной налоговой декларации.
Компания подобралась большая и разношерстная: другие судьи, избранные сотрудники суда, рыбаки, хозяин местного универмага, начальник полиции штата Мэн (бывший клиент). Те, кто ожидал возмещения выплаченных налогов, получали наклейки с лыбящимися физиономиями. Те, кого ждала «налоготомия», — жестяные кружки, чтобы собирать милостыню.
Бутби наполнял свою кружку орешками кешью со стола в столовой, а я сидел рядом с буфетом и лакомился креветками, когда услышал, как кто-то выдал пару арпеджио на рояле, который стоял в гостиной по другую сторону коридора. Пианист-самоучка, я сразу узнавал игру мастера, если слышал ее. Когда пианист начал играть ноктюрн Шопена ре-бемоль, я поднялся и направился в гостиную. Репризная часть исполнялась столь виртуозно — я о такой технике не мог
Увидел, что это — узнал по газетным фотоснимкам — Джулия Остриан, выпускница Джулиарда, концертирующая пианистка, которая жила неподалеку от Дамарискотты. Я пододвинул стул и сел позади нее, когда она подходила к особо сложному пассажу: правая рука грациозно скользила по клавишам, пальцы касались их удивительно быстро, легко и точно.
— Как вам это удается? — спросил я, когда она закончила.
Джулия повернулась, улыбнулась.
— Четыреста тысяч часов репетиций. — Мы оба рассмеялись, и она добавила: — Вы пианист?
— Я пианист-в-мечтах, но понимаю, что должен сохранить за собой свою работу. Между прочим, меня зовут Арти Моури. — И я протянул руку.
Она ее пожала.
— Джулия Остриан, Арти. Поскольку вы пианист, позвольте спросить: вы ничего не заметили по части левой руки?
Я замялся, не зная, что и сказать.
— Она играла плавно, как течет кленовый сироп. Я бы отдал правую руку, если бы моя левая могла так играть.
— Спасибо! Значит, мне удалось.
— Удалось что?
— Прежде чем начать ноктюрн, я заметила, что низкие ноты расстроены, — объяснила она. — Возможно, причина в новых струнах: они всегда звучат не в лад… поэтому мне пришлось менять ноты.
— Вы импровизировали на ходу?
Остриан кивнула. От восторга у меня отвисла челюсть.
Она пожала плечами и улыбнулась.
— Собственно, этому я научилась в Джулиарде прежде всего: как импровизировать на ходу.
— В Джулиарде пианистов учат импровизации?
— Конечно. А что делать, если вдруг отказала память? Останавливаться же нельзя.
— Это было прекрасно, Джулия. — Судья Уоттс появился за нашими спинами, широко улыбаясь, и протянул ей бокал белого вина. — Лучше любого концерта в здешних краях.
Судья смотрелся великолепно: высокий, стройный, широкоплечий, густые седые вьющиеся волосы, профиль Бэзила Рэтбоуна [53] . Статью он напоминал баскетболиста, и при этом его отличал потрясающий ум. Судьей он стал годом раньше, и никто не ждал, что он надолго задержится в этой должности. Он обладал просто фантастической интуицией по части законов, которая позволяла ему невероятно быстро разрешать самые запутанные дела. Другие судьи частенько обращались к нему за помощью, и его прозвали Шерлоком Холмсом юриспруденции не только за профиль. Говорили, что, погибни все семеро членов Верховного суда штата Мэн в авиакатастрофе, губернатор мог бы заменить их одним Гибсоном Уоттсом.
53
Рэтбоун, Бэзил (1892–1967) — известный английский актер, исполнявший роль Шерлока Холмса.
— Спасибо, судья. — Она указала на девятифутовый рояль «Стейнвей». — Нечасто встретишь столь великолепный инструмент в частном доме. Не могла удержаться, чтобы не опробовать.
— Я рад, что вы это сделали! — Молчаливый, даже мрачный в здании суда — слишком сосредоточенный на работе, чтобы тратить время на пустяки, — здесь он являл собой полную противоположность: улыбающийся обаятельный хозяин.
— Вы играете? — спросила она.
Он хохотнул.
— Пальцы не гнутся. Я держу его в гостиной только потому, что он слишком прекрасен, чтобы задвинуть его в дальний угол. — Он отсалютовал мне своим бокалом. — Увы, мистер Моури, я принес бы бокал и вам, но король оснований для отмены решения суда ищет вас и ему наверняка не понравится, если у вас будет заплетаться язык.