Элементы 9. Постмодерн
Шрифт:
Все это составляет сегодняшний центр, и видно, что за последние десятилетия идеологические характеристики этого центра радикально изменились. Сегодняшние французские "интеллектуалы в законе" превозносят все то, что они еще недавно опровергали, и критикуют то, что превозносили. Это мотив представляется в виде покаяния: мы защищали "право на различие", а оно оказалось путем к "легитимации апартеида"; мы поддерживали "третий мир", а он оказался "нечувствительным к правам человека"; мы "доверяли народу", а он часто голосует "совсем не правильно"; мы верили в "классовую борьбу", а классы растворились в рыночном обществе потребления; мы хотели революций, но они всегда приводят к "ужасным вещам"; мы ставили на регионализм, а он оказался чреватым "экологическим тоталитаризмом" и «обскурантизмом» и т. д.
Оголтелый антиамериканизм
Защита прав народов распоряжаться своей собственной судьбой уступает место критике "коллективной идентичности". В 1983 году Паскаль Брюкнер в своей книге "Рыдание белого человека" объявил идеологический тезис следующих десятилетий — "Запад ни в чем не виновен, он может вытереть свои слезы раскаяния". Финкелькрот добавил, что "философия деколонизации восходит к Гердеру", который, как известно, считается основателем национализма как идеологии, а это равносильно приговору. С защитой Третьего мира покончено, невинность западного сознания восстановлена. Запад снова может заявить о своем превосходстве над остальными народами во имя универсальности прав человека (цена которых имеет строгий эквивалент в барилях сырой нефти). Как написал Луи Жанове, "религия прав человека служит универсальным отпущением грехов для белой расы, и жрецами этой религии стали «покаявшиеся» вчерашние борцы за свободу Третьего мира".
Но так как дурные привычки исчезают с большим трудом, организуются все новые и новые показательные процессы. Они заключаются в ревизии наследия крупных классиков, которые предстают перед трибуналом современной правящей идеологии. При этом роль адвоката заведомо аннулируется, так как авторы разоблачений совмещают в одном лице и прокурора и судью и видимость защиты. Показательны статьи обвинения. Сегодня во Франции интеллектуалов судят за мнимые или подлинные:
— "расизм",
— "сексизм",
— "фашизм",
— антисемитизм",
— "тоталитаризм" и т. д.
При этом все термины в общем и целом взаимозаменяемы, и выбор, таким образом, представляется широким. По этим статьям обычно проходят Хайдеггер, Ницше, Юнг, Гердер, Руссо, Сорель, Жан Жене, Генри Миллер, — не забыть о Платоне из которого Карл Поппер сделал духовного отца ГУЛАГа), Жоржа Батайя (у которого Бернар-Анри Леви обнаружил "фашистский импульс"), Сада (которого Элизабет Бадентер назвала по ТВ "примордиальным наци") и т. д. Так как "фашистские тенденции", понятые таким образом, могут быть найдены почти у всех, то список потенциальных обвиняемых, естественно, представляется огромным. Либеральная демократия западного типа считается при этом метафизическим абсолютом, от имени которого можно дисквалифицировать все что угодно без учета исторических обстоятельств. В раздаче черных и белых карточек особенно преуспели Цветан Тодоров и Бернар-Анри Леви. Этот последний в своих передачах "Приключения свободы" недавно договорился до того, что можно быть сталинистом, даже не сознавая этого!
Люк Ферри и Ален Рено писали: "Как большинство студентов нашего поколения мы привыкли считать, что идеал Просвещения был лишь дурным фарсом, мрачной мистификацией. Так, по меньшей мере, нас учили. Властителями дум в ту эпоху были Фуко, Деррида, Делез, Альтюссер, Лакан. От улицы Юльм до Коллеж де Франс мы открывали философов подозрения: Маркса, Фрейда, Хайдеггера, но прежде всего Ницше".
Мэтры подозрений в свою очередь сами попали под подозрение. И книга, откуда мы процитировали отрывок, так и называется "Почему мы не ницшеанцы". В этом коллективном труде под эгидой Андре Конт-Спонвиля сводятся личные счеты с Жилем Делезом, и показывается, что Ницше, к которому апеллировали в 1968 во имя свободомыслия, сегодня должен быть отвергнут как "опасность для гуманизма". Показательно, что столь настойчивое объяснение современными
Несколько раньше нечто подобное предпринял Виктор Фариас в отношении Хайдеггера, и автор "Бытие и Время" предстал перед ошарашенной интеллектуальной общественностью как идеолог СА. Спустя 20 лет после 68-го года философия "новых левых", которая казалась неприкосновенной все это время, внезапно была пригвождена к позорному столбу, причем теми же самыми людьми, которые долгие годы были ее апологетами. Люк Ферри и Ален Рено объяснили нам, что два основных элемента, из которых эта философия состояла, — марксизм и "философия различий", — приводят к невыносимой для либералов идее, что "автономность субъекта есть иллюзия". Более того, в основании обоих этих направлений — немецкие авторы, что усугубляет дело. Ферри и Рено разоблачают "французское ницшеанство" (Фуко), "французское хайдеггерианство" (Деррида), "французский марксизм" (Бурдье), "французский фрейдизм" (Лакан). Так был создан интеллектуальный образ врага либерального общества — марксо-ницшеански-хайдеггериански-фрейдистский монстр, ответственный за то, что мысли целого поколения были увлечены революционной негативностью, а пророки этого направления были лишь второсортными эпигонами господ Ницше, Маркса, Фрейда и Хайдеггера, которые, в свою очередь, были лишь духовными учителями на службе немецкого государства. Так Сартр, Альтюссер и Маркузе стали примером того, какими не надо быть. Левацкая мысль оказалась нагруженной скрытыми ужасами, а следовательно, правой мыслью. Вот это сюрприз!
Даже Солженицын, который открыл всей компании французских интеллектуалов глаза на ужасы ГУЛАГа, когда от того остались лишь воспоминания, не пользуется успехом у этих покаявшихся «леваков». Леви заметил, что его книги отдают «обскурантизмом». Он выбирает Россию, а не Запад. Тут же Леви охватывает неприятное подозрение. Леви перечисляет, что, собственно, пугает его у Солженицына: "провинциальная и здоровая Россия, деревенская, почти первозданная, Россия со вкусом к хорошо сделанной работе, Россия ремесел и корней". Действительно, какой ужас! Есть от чего негодовать либералу Леви.
Ведь абсолютный враг либерализма — "ленивый нарциссизм закрытых общин", ностальгия по истокам, забота о природе, чувство единства космоса. В число подозрительных все чаще попадают экологи. Люк Ферри упрекает их в том, что они порвали с современным антропоцентризмом, в том, что они утверждают о происхождении этики из самой человеческой природы (а не из индивидуальной воли), что они забыли библейскую заповедь властвовать над миром, в том, что они интересуется не "человеком с большой буквы", «Человеком» из хартии "прав человека", а конкретной личностью, связанной с почвой, регионом, землей. Разоблачаются «зеленые» и такие авторы, как Мишель Серр и Ганс Ионас, отважившиеся утверждать «криминальные» вещи — человек-субъект не является обладателем частной собственности — природы как объекта, а вместе с природой является одним из полюсов единого космоса. "Минималистский гуманизм", как выясняется, видит наше будущее в бетоне, а не в природе.
Что же противостоит правящей идеологии?
Целый архипелаг островков сопротивления: «деконструкционизм», тематика «постмодерна», правая и левая критика "торгового строя", "общества потребления", возрождение персонализма, утверждение коллективно-общинной идентичности, перманентная актуальность ницшеанско-хайдеггерианской мысли, подъем экологических идей, постановка под сомнение со всех сторон "экономической рациональности" и "технической целесообразности". Марксистская мысль пережила общий кризис марксизма благодаря некоторым талантливым мыслителям, — Мишель Клускар, Жак Биде, Жак Тексье и т. д., — которые группируются вокруг журнала "Актуальный Маркс". Но большинство левых, которые отказались принять участие в постыдной ликвидации нонконформистской мысли и признании абсолютной правоты правящей либеральной идеологии, остаются все же вне ортодоксального марксизма. Это — Режи Дебре, Макс Галло, Жан Шено, Жан-Мишель Пальмье, Роже Гароди, Пьер Бурдье, Жиль Бурдье, Ален Липетц, Феликс Гуаттари и т. д. Для всех этих людей "быть левым" означает стремление участвовать в "новых социальных движениях", критику западной рациональности, считающей самою себя центром мира, обличение капитализма, стремящегося как никогда ранее универсализировать свою одномерную модель и подстроить под убогий потребительско-рыночный образец все многообразие цивилизационных и этнических систем. Иными словами, "левая ориентация" сохранила для них свой изначальный смысл, а не превратилась в пустую формулу, скрывающую рабскую преданность правящей идеологии и полный социальный конформизм.