Елена Рубинштейн. Женщина, сотворившая красоту

Фитусси Мишель

В Буэнос-Айресе ей теперь принадлежал целый дом, а салон Рубинштейн существовал тут уже давно. Новый салон Мадам открыла в Рио. В Аргентине Елена скупала многочисленные украшения, драгоценности, десятки серебряных бляшек для поясов гаучо. Вернувшись в Нью-Йорк, она наладила производство таких бляшек и продавала их в салонах. Вся прибыль шла польскому Красному Кресту — Мадам пожертвовала немало денег этой благотворительной организации, как и многим другим.

Она всеми силами помогала созданию салона Гуриели, и, когда он открылся, Елена организовала там двухнедельную выставку американской и мексиканской станковой живописи в пользу вооруженных сил Китая. И устроила в первый день роскошный прием в честь мадам Чан Кайши.

Весной 1942 года третий этаж салона

на Пятой авеню заняла картинная галерея «Центр современного искусства Елены Рубинштейн», плата за ее посещение перечислялась также Красному Кресту. Посетители всего за двадцать пять центов любовались шедеврами современной живописи и скульптуры, причем часть из них принадлежала Мадам, а часть — собранию Пегги Гуггенхайм [13] . Несомненно, благотворительная выставка в салоне привлекала сюда и новых покупательниц косметики. Любовь к искусству удивительно сочеталась у Елены с деловой хваткой.

13

Маргарет (Пегги) Гуггенхайм (1898–1979) — американская покровительница искусств, владелица богатой коллекции живописи; племянница Соломона Р. Гуггенхайма, основателя знаменитого нью-йоркского музея.

Эдвард и Эрика Титусы прибыли в Нью-Йорк в июле 1940-го, вскоре после возвращения Елены и Арчила. Эдвард сейчас же возобновил знакомство с европейской артистической и интеллектуальной элитой — к счастью, многим ее представителям удалось пересечь Атлантику.

3 марта 1942 года открылась выставка «Художники в изгнании», в ней участвовали Андре Бретон, Марк Шагал, Макс Эрнст, Фернан Леже, Андре Массон, Роберто Матта, Пит Мондриан, Ив Танги, Амеде Озанфан, Осип Цадкин. Марсель Дюшан приехал позже и выставил свои картины в новой галерее Пегги Гуггенхайм на вершине небоскреба на Пятьдесят второй улице в октябре того же года. На благотворительных вечерах в пользу Красного Креста Гуриели безусловно встречали Титусов, но едва ли Елена и Эдвард жаждали общаться друг с другом.

Мадам познакомилась в то время с Сальвадором Дали, новым кумиром столичной богемы. Титус подружился с ним еще в Париже. В Нью-Йорке Дали прославился благодаря Джулиану Леви, владельцу галереи, где еще в 30-е годы была выставлена его картина «Мягкие часы», он же помог художнику перебраться сюда в 1941-м, когда в Америку эмигрировало большинство европейцев. В 1943 году Дали написал портреты Елены и Арчила. Мадам он изобразил в виде ростральной фигуры на скалах посреди изумрудного моря. Князя — военным в русской форме. Портреты трудно назвать удачными, особенно второй. Однако Дали утверждал, что именно его работы принесли Елене всемирную славу. Мадам повесила их в своем новом доме номер 625, на углу Парк-авеню и Шестьдесят девятой улицы.

Ей давно уже хотелось куда-нибудь переехать. И наконец она присмотрела квартиру себе по вкусу, трехэтажную, из тридцати шести комнат, неподалеку от салона Рубинштейн. «Я без ума от моего нового воздушного замка», — писала Мадам сыну Рою.

Договор был составлен, Елена готовилась подписать его, как вдруг ей позвонил агент по недвижимости и смущенно пролепетал:

— Мадам Рубинштейн, простите, мне так неловко, однако хозяева других квартир непреклонны. Они не хотят, чтобы рядом с ними жили евреи…

Иллюзии Елены давно рассеялись. Еще в 1915 году, когда она приехала в США впервые, Мадам заметила, что американское общество заражено антисемитизмом, в особенности им страдают наиболее богатые представители белой буржуазии. Ей не удалось купить приглянувшийся дом для салона, так как владельцы не желали иметь дело с еврейкой. Тогда она не обладала достаточной властью, чтобы поставить их на место, и поневоле стала подыскивать другое помещение.

Елена отлично знала, что существуют негласные, а иногда и вполне четко выраженные правила, запрещающие евреям селиться в привилегированных кварталах, учиться в некоторых средних

и высших частных учебных заведениях, вступать во многие элитарные клубы. В Атлантик-Сити существовало три пляжа: один для белых, другой для евреев, третий для афроамериканцев. Некоторые знаменитости не стеснялись открыто выражать свои экстремистские взгляды. Например, Чарльз Линдберг, известный летчик, охотно бывавший в Германии до войны и явно сочувствовавший нацистскому режиму, постоянно твердил по радио и в газетных интервью, что евреи угрожают благоденствию и безопасности американского народа, оказывают мощное давление на средства массовой информации, Голливуд и правительство.

Генри Форд, автомобильный магнат, удостоившийся нацистского «Ордена заслуг Германского орла», тоже боялся евреев до судорог. С конца Первой мировой он устно и письменно столь отвратительно клеветал на них, что в 1927 году ему пришлось публично принести извинения, иначе был бы объявлен бойкот его продукции. Впрочем, вскоре он опять взялся за старое. Когда началась Вторая мировая война, американский антисемитизм усилился и проник во все слои общества…

Обычно Мадам делала вид, будто ее это не касается. Она с самого начала решительно отказалась переменить фамилию, красноречиво свидетельствовавшую о ее происхождении, но во всем остальном не считала себя еврейкой. Хотя после отъезда из Казимежа прошло много лет, она по-прежнему сохранила неприязнь к ортодоксальному иудаизму. Ее раздражала «еврейская специфика», утомляли религиозные предписания. Она появлялась в синагоге лишь во время бракосочетаний родственников или бар-мицвы. Не соблюдала кошерных правил, не посещала еврейские общины, помогала не только евреям, но и другим беженцам. Если исключить семью Мадам, ее адвоката и нескольких помощников, то среди трех тысяч служащих фирмы нашлось бы не так уж много евреев.

Но на этот раз оскорбление задело ее за живое, Елена пришла в ярость. Ее возраст и положение в обществе не позволяли оставить подобное заявление безнаказанным.

— Не хотят, чтобы рядом с ними жили евреи? Отлично. Готовьте бумаги. Я покупаю весь дом.

Так мадам Рубинштейн стала владелицей огромного дома под номером 625 на Парк-авеню, в престижнейшем районе Нью-Йорка. С лоджии, идущей по всему периметру, открывался великолепный вид на Манхэттен. Дерзкое сочетание роскоши, изысканности и нонконформизма, как известно, отличало все ее жилища; на этот раз ее помощником по перепланировке стал архитектор Макс Вешлер, готовый воплотить любую, даже самую безумную мечту Мадам и потому отлично ладивший с ней.

Поднявшись по широкой лестнице, вы оказывались в приемном зале, настоящей картинной галерее с полом, выложенным белым и черным мрамором. Здесь были выставлены все полотна, которые удалось вывезти из Франции, а также скульптура Эли Надельмана.

В новом доме царило такое же смешение стилей, как и в парижском особняке на набережной. Парадная гостиная с диванами, креслами, канапе, обитыми шелком и бархатом всех оттенков, от пурпурного до бледно-розового, представляла французский модерн. Столовая, белая с золотом, — барокко. Однако ее стены украшала коллекция примитивного искусства Африки и Австралии. Малую гостиную, где играли в бридж и пили кофе, Мадам любила больше других комнат, хотя ее стиль определить вообще невозможно: венецианская мебель соседствовала здесь с триптихом Дали. Весьма необычное сочетание, согласитесь.

Этажом выше располагалось шесть спален, в том числе и спальня Елены. Мебель из прозрачного акрила была тогда невероятным новшеством, ее часто фотографировали, в особенности флуоресцентную кровать Мадам. Рядом с полотнами Руо — гигантские скульптуры аборигенов Океании, вазы из опалового стекла и зеркала в старинной затейливой оправе. Десятки работ Брака, Пикассо, Миро, Шагала, Дерена, Модильяни, Матисса. Один искусствовед ехидно назвал их «самыми незначительными произведениями наиболее значительных художников конца XIX — начала XX столетия». Над спальнями устроили особое хранилище для многочисленных кукольных домиков Мадам и бальный зал.